Я только хмыкнул. Пожалуй, впервые на
моей памяти перед кабинетом начальника Главного столичного сыскного
Управления не толпились люди. Коридор третьего этажа был сегодня на
редкость пустынным, можно даже сказать вымершим. Так что насчет
сквозняка шеф почти не шутил.
— Садись, — снова велел Корн, когда я
исполнил его первую просьбу. — Мне нужно задать тебе несколько
вопросов.
Я покосился на него с интересом и,
устроившись в том самом кресле, где недавно сидел жрец, испытующе
уставился на начальство. Корн, как это нередко бывало, не торопился
начинать разговор, поэтому какое-то время мы просто играли в
гляделки, бодаясь взглядами почти как в первую встречу.
На всякий случай я порылся в памяти,
но не сумел вспомнить ни одного прегрешения, за которые Корн мог бы
зацепиться. После первохрама одна беседа у нас уже состоялась. В
присутствии отца-настоятеля, кстати. Причем отец Гон взял на себя
труд пояснить подоплеку некоторых моих поступков, приоткрыл
несколько храмовых тайн, заодно отвел от меня ненужные подозрения и
недвусмысленно намекнул, что мой вклад в восстановление
божественных вместилищ был настолько значителен, что даже жреческий
Орден не рискнул бы его преуменьшить. Более того, обители богов
отныне требовался не только хранитель, но и страж. И раз меня в
этом качестве признал весь алторийский пантеон, то не дело мирских
перечить божественному решению.
Корна, как мне показалось, такое
объяснение успокоило, так что о жнецах при мне больше никто не
упоминал. Правду об уничтожении умрунов и вампиров он из меня тоже
вытянул, после чего, как и обещал, со спокойной душой закрыл то
старое дело и задвинул его в архив. Еще несколько деталей из моей
биографии всплыли по ходу беседы сами собой, сделав рассказ
отца-настоятеля еще более достоверным. Затем свою лепту внес лорд
Аарон Искадо, официально отдав мне сына в ученики. Наконец, в моей
защите поучаствовал даже Ал. После этого шеф больше ни словом, ни
делом не намекал, что его в моих объяснениях что-то не
устроило.
И вот сегодня он внезапно пригласил
меня на беседу. Ни Йена, ни Хокк с Триш… ни одного из начальников
других участков. Только меня.
Я вопросительно приподнял брови,
молча интересуясь у Корна причинами. И тот, привычно нахмурившись,
вдруг положил ладонь на внушительную кипу бумаг, лежащую на самом
краю стола.