Мэл, подогнув под себя лапы, привычно
улегся возле второго кресла, после чего забросил руки с секирами на
подлокотники, а подбородок уложил на крепкую спинку. Глянув на меня
сквозь полуприкрытые веки, он едва заметно улыбнулся, а затем
закрыл глаза и задремал.
— Что? — проворчал я, прекрасно зная,
что это всего лишь демонстрация. — Тоже считаешь, что я размяк?
— Напротив, — не открывая глаз,
отозвался бывший Палач. — Ты все больше возвращаешься к нормальной
жизни.
— Я не люблю людей.
— И тем не менее упорно возишься с
Хокк, помогаешь старому другу, заботишься о коллегах и воспитываешь
ученика… ты потихоньку оттаиваешь, Арт. Хотя иногда это бывает
некомфортно и даже болезненно.
Я фыркнул.
— По себе судишь?
— Конечно. Я пробыл во Тьме гораздо
дольше тебя. Поэтому мне есть, с чем сравнивать.
Я потер красные от недосыпа глаза и
решил не отвечать. Мэл, как и всегда, был прав, но мысль о
присутствии в доме посторонних все еще доставляла мне
неудобство.
— Скорее, ты по-прежнему опасаешься
впускать кого-то в свою жизнь, — с новой полуулыбкой поправил брат.
— Но это пройдет… и страх, и боль, и все то плохое, о чем мы так не
любим вспоминать.
— Мэл… — невольно дернулся я.
Ох, и не к добру эти разговоры о
воспоминаниях!
— Нет, — зевнул бывший Палач, — я в
порядке. Но знаешь, кое-что полезное во всем происходящем все-таки
есть.
— Что же в нем, по-твоему,
хорошего?
— Ты говорил, что эта магия забирает
самые яркие и сильные воспоминания. Но ее плюс в том, что она не
делает различий между плохими и хорошими событиями. Поэтому, если
ты помнил много плохого, то магия забирает это из твоей памяти, а
взаимен оставляет только хорошее. Даже если его было совсем
немного.
Я насторожился еще больше.
— Ты что-то почувствовал? Может,
забыл?!
— Забыл, — легко согласился Мэл. —
Мне больше не тяжело вспоминать о прошлой жизни. Боль ушла, брат. И
теперь я помню свою семью такой, какой она была до того, как все
это с нами случилось. Мою жену звали Найна, — добавил он, как-то
по-особенному наклонив голову. — Я вспомнил ее имя сегодня. А сына
мы назвали Ольтен. В честь моего деда, который так много для нас
сделал. Раньше я не мог о них думать. Не мог вспомнить ничего,
кроме дня, когда их не стало. А теперь могу. И для меня это
радость, Арт. Понимаешь?
Я вскинул голову и встретил
безмятежный взгляд брата, в котором действительно больше не было
боли. Взгляд не Палача, не монстра, которого лишь чудом удалось
вытащить из пелены безумия. Встретил и не смог отвести глаз — Мэл
выглядел спокойным и умиротворенным. Просто оттого, что давняя боль
ушла, и он мог раз за разом воскрешать в памяти лишь те моменты, о
которых хотел бы помнить.