Но все-таки очень любопытно, почему
его так задели слова Рошалии о том, что родители любят своих детей?
Неужели…
— Я неродной сын, — вдруг проговорил
Даррен, словно каким-то чудом угадав мои мысли.
— Прости, что? — переспросила я,
думая, что ослышалась.
— Мои родители взяли меня из детского
приюта, — пояснил Даррен с кривой ухмылкой. — Ты ведь об этом
хотела меня спросить?
— Да, в общем-то, нет. — Я
отрицательно мотнула головой. — С чего ты решил?
— Значит, показалось. — Даррен тяжело
вздохнул и приглашающе хлопнул по скамейке рядом с собой.
Я неохотно подчинилась. Присела на
самый краешек и покосилась на Даррена.
Парень сидел весь напряженный, так
сильно выпрямив спину, будто проглотил палку, и то и дело сурово
играл желваками.
— У моих родителей долго не было
детей, — сухо сказал он, глядя куда-то в пространство. — Они обошли
всех целителей, перепробовали все средства, но ничего не помогало.
Пока в одном из монастырей им не дали совет: усыновить ребенка.
Вроде как это своего рода плата богам. Доказательство серьезности
любви и намерений. Вот они и усыновили меня. А через пять лет на
свет появился мой младший брат.
— Вот как, — растерянно проговорила
я, не зная, как реагировать на столь откровенные признания.
— Наверное, если я был бы младше и не
помнил этого, было бы проще. — Даррен грустно хмыкнул. — Но мне
было шесть, Арлин, когда меня забрали из приюта. Знаешь… То место
до сих пор мне иногда снится в кошмарах. Причем я не могу сказать,
что мы голодали или нас обижали. Нет, это был очень хороший приют с
очень хорошими, строгими, но справедливыми воспитателями. Но… Детям
в этом возрасте нужны не игрушки и не еда. Им нужна прежде всего
любовь. Именно то, что нельзя получить в приюте.
Даррен сделал паузу, дернув кадыком,
как будто какое-то слово встало ему поперек горло. Я сидела тише
мыши, понимая, что любые слова утешения покажутся ему сейчас
настоящей издевкой. Да и в принципе просто не понимала, что можно
сказать.
— Когда появился мой брат, я… Я очень
сильно ревновал, Арлин, — глухо проговорил Даррен. — Как сейчас
помню этот выматывающий мутный постоянный страх. Я был уверен, что
родители теперь отдадут меня обратно. Зачем им приемный ребенок,
если появился родной? Конечно, они так не сделали. Но я видел,
чувствовал, что брата они любят гораздо, гораздо больше. Я для них
так и остался своеобразной платой за счастье. Ношей и обузой,
которую их заставили взять на себя. Меня не били. На меня просто
перестали обращать внимания. Я бунтовал, капризничал, вел себя
отвратительно. В общем, делал все, лишь бы только о моем
существовании вспомнили. Предел терпения моих родителей наступил,
когда я… я… — Даррен споткнулся и со свистом втянул в себя воздух
через плотно сомкнутые зубы, как будто испытав в этот момент
сильнейшую боль. Надолго замолчал.