Быстренько прожевав последний кусочек
рыбы, я вытерла руки и села ровно, предоставляя тетке возиться с
моими длинными черными волосами. Аня у нас искусный парикмахер и
визажист, и замечательно плетет косы, чем я беззастенчиво пользуюсь
при каждом удобном случае. Даже не потому что люблю
прихорашиваться, мне больше нравится наслаждаться ее заботой,
прикосновением мягких теплых рук.
Я благодарно потерлась щекой о ее
запястье и метнулась к зеркалу полюбоваться на очередной шедевр
парикмахерского искусства. Увидев результат, восторженно выдохнула:
«Красота-а-а!». Волосы цвета воронова крыла мастерски забраны в не
тугую «круговую» косу и закреплены у виска поблескивающей
хрустальной заколкой-цветком, а свободный «хвостик» словно ручеек
стекает с виска на плечо.
Поймала в зеркале задумчивый Анин
взгляд, обращенный на меня, и хмыкнула. Как же мы похожи! У обеих
золотисто-смуглая кожа — наследство румынских родственников,
идеальные черные брови, раскосые глаза в обрамлении длинных густых
ресниц, высокие скулы и овальная форма лица. Форма губ немного
иная, да цвет глаз. А вот фигуры: у меня — тоненькая и хрупкая, еще
округляться и округляться; у Василики с Аней — шикарные женственные
формы, высокая полная грудь и узкая талия.
Спору нет, мы красивые женщины. И
поэтому я никогда не подчеркиваю свою внешность, скорее прячу под
удобной, практичной, не привлекающей лишнего внимания одеждой
кэжуал, а волосы закручиваю в непритязательный узел-ракушку.
— Завидую я тебе, — проворчала Аня, сложив руки на груди.
— Да-а-а? — опешила я, обернувшись.
— У вас с мамой глаза красивые, у нее
— серо-зеленые, а у тебя — серо-голубые, и когда ты в задумчивости
или рассеянная, словно дымкой заволакиваются. И выглядишь очень
чувственно, таинственно….
Я расхохоталась до слез:
— Ань, я тебе тогда тоже завидую!
— Да-а-а? — заинтересованно выдала
она. — А, ладно, мужики не хвалят, так хоть сами. Давай, говори мне
комплимент.
— А у тебя глаза янтарные, лучистые,
словно отражение солнца. И губы пухлые, чувственные. Не зря же Валя
на них заглядывался.
— Ой, у него просто фантазия была бурная и… — Аня запнулась,
отметив мое любопытство, вспыхнула и быстренько юркнула на кухню. —
Иди доедай, а то на работу опоздаешь.
Кофе мы пили в молчании, пряча улыбки
в кружки. Обе были в курсе недосказанного. Только тетушка —
восьмидесяти шестилетняя волчица — не захотела делиться полученным
с человеком сексуальным опытом со мной, двадцатишестилетней
племянницей, считай, вчерашним щенком. Смех, да и только. Втайне я
считала себя не менее умудренной жизненным опытом, чем она, за
исключением сексуального, ограниченного теоретическими
знаниями.