А во мне забурлило глухое раздражение.
— Прутья мы раздвинули, но вылезти —
не с нашими габаритами. Только собрались вырвать решетку, наплевав
на шум, а тут — вы гремите! — прояснил Поль с улыбкой, которую я на
виске ощущала вместе с его теплым дыханием, щекотавшим кожу.
— Кстати, зачем вам тележка? От нее
так и несет навозом. Решили всех охранников распугать? — насмешливо
поинтересовался Этьен у Анфисы. Мягко, но настойчиво приподнял ее
подбородок, чтобы смотрела на него.
— Лис, я тебя предупреждала, что она
вонючая... — неожиданно томно мурлыкнула она, глядя в горящие
глаза… своей пары.
— Как вы здесь оказались, цыпленок? —
отвлек меня от слишком интимного момента Поль, вновь согревая ухо
горячим дыханием.
— Спасали иностранцев неудачников! —
едко и пафосно ответила я. — Которых легко опоили, выкинули в окно
и привезли сюда ждать смерти. При вашем-то возрасте и опыте...
Я всем телом ощутила, как Поль
дернулся. Задело. А вот ответил Этьен, причем весьма
раздосадованный и сконфуженный:
— За пятьсот лет я впервые попал в
подобную ситуацию. Эта Люсьен... дурно пахла. В приемной, мне
показалось, я в ад попал. И потом мадемуазель настойчиво за нами
следовала, не давая дышать. И ваш шеф, Алиса, не лучше. Как можно
мужчине увлекаться парфюмом наравне с женщиной?
Поль усмехнулся, слушая сбивчивый
рассказ, и сам пояснил:
— Сначала секретарь отбила обоняние,
можно подумать, специально парфюм распылила. Сложно соображать,
когда нечем дышать и с трудом сдерживаешь тошноту. Потом я тебя
увидел. Ощущение, что удар в живот получил. И пока я гадал: ты моя
или ошибся в своих желаниях, нас напоили чем-то не менее
омерзительным.
— Вы даже не почувствовали отраву? —
тихо спросила я, положив ладони на крепкие запястья Поля, с
неожиданным удовольствием переваривая его впечатления от нашей
встречи.
Я по-прежнему болталась на весу в
руках Поля, плотно обхватившего меня под грудью и чуть ниже
талии.
— Концентрированный парфюм, —
проворчал Этьен. — И на редкость стойкий. Ощущался и в носу, и во
рту, и на языке. — Он передернулся и, снова лизнув шею Ани,
добавил: — Лично утоплю их в кислоте за часы мучений. И
позор...
— Алиса сказала, что ты на нее тоже
пялился! — голос у Анфисы, дернувшейся и избавившейся из объятий
француза, был непривычно «металлическим», осуждающим.