И ярким примером тому «рисунок
персонального счастья», что пылится у Анфисы уже год, увидев
который, она испуганно вздрогнула. И было от чего: заштрихованный
черным углем альбомный лист с парой желтых, яростно горящих
огоньков. Хотя счастье каждый понимает по-своему, в частности,
пожилой эмирец, вероятно, найдет его в смертельной схватке со
зверем. И лишь подсвеченный циферблат в уголке того самого рисунка
радовал мою любимую тетушку. В два часа ночи она точно на улицу нос
не высовывает. А теперь и подавно.
— Родная, выход за тобой, я пошел, —
Влад шлепнул жену чуть пониже спины и легкой упругой походкой
направился к вертушке. Никто и никогда не дал бы этому молодому,
крепкому мужчине сто восемьдесят семь лет, даже в шутку.
Все пассажиры уже разместились
внутри, их сопровождающий помахал нам рукой из люка, мы втроем
привычно сели в машину, где Василика быстро разделась перед
трансформацией.
Влад зычно крикнул:
— Васька, ко мне!
— Раскомандовался, — буркнула
недовольная «собачьим» сокращением своего имени Василика и сменила
ипостась.
Аня выпустила из автомобиля мать,
принявшую облик темной, почти черной волчицы, и та потрусила к
вертолету.
Да, в нашем современном прогрессивном
мире живут оборотни, и я, и моя семья имеем к ним прямое отношение.
Влад и Василика — мои дед и бабушка, а выглядят ненамного старше
внучки. Они всегда работают вместе, потому что неразлучны.
Оборотень, обретший пару, и дед, конечно же, в том числе, в
принципе не способен оставить ее больше чем на день, а влюбленный —
и подавно.
Волчица, подбежав к ожидавшему ее
мужчине, преданно потерлась о него боком, вызвав улыбку, полную
нежности. Он что-то крикнул в салон вертолета, видимо там охрана
эмира обеспокоилась при виде грозного зверя. А ведь несколько минут
назад горячие арабы плотоядно рассматривали Василику, и нас с Аней
тоже.
Благодаря внешнему сходству, нас
считают сестрами, чем мы непременно пользуемся, когда вынуждены
менять место жительства. Что нам приходится делать постоянно, во
избежание подозрений из-за отсутствия возрастных изменений.
В Усть-Лим мы перебрались десять лет
назад, когда я еще походила на тщедушного щенка, как ласково
говаривал дед, или жеребенка-стригунка, как посмеивалась бабушка.
Первая трансформация у меня прошла только в двадцать лет. Родня
втайне переживала, опасалась, что оборота вообще не произойдет по
той причине, что я — полукровка, которых почти не бывает. Дед
слышал лишь о десятке подобных случаев. Значит, я исключение из
правил.