– Сейчас ты еще больше похож на герцога Веллингтонского, чем обычно. Мне нравится эта седая прядь справа, у тебя на лбу. Все правильно, Джон, правда?
– Да, – сказал он торжественно. – Да. Я много думал об этом и пришел к выводу, что все правильно.
– Октавиен – ну, ты знаешь чувства Октавиена. Ты все понимаешь.
– Октавиен очень счастливый человек.
– Да, Октавиен счастлив. Но это относительно, ты же знаешь.
– Я знаю. Дорогая Кейт, я одинок, а ты великодушна. И мы оба очень разумны. Значит, все будет хорошо.
– Я знала, что так будет, Джон, я только хотела это услышать от тебя. Я так счастлива. Ты уверен, что все это не будет мучить тебя, печалить, ну, ты понимаешь?…
– Конечно, мне будет больно, – сказал он, – но я сумею справиться с этой болью. И потом я так счастлив.
– Да. Нельзя жить без боли, нельзя всегда быть довольным. Правда? Мы с тобой так много значим друг для друга. Любовь – вот что имеет значение. Кроме этого, ничто не имеет значения.
– Входите, – сказал Вилли Кост.
Дьюкейн вошел в коттедж.
Вилли сидел, раскинувшись в кресле у очага, его каблуки покоились на груде серой золы. Позади него граммофон играл медленную часть чего-то. Дьюкейну казалось, что граммофон Вилли всегда играет что-нибудь медленное. Звук сразу раздражил Дьюкейна, немузыкального до такой степени, что он решительно не выносил сладких звуков. Он входил в коттедж, будучи в высоком и напряженном душевном состоянии. Гармония, порожденная сценой с Кейт, совершенное понимание, которого они так быстро достигли, мешали ему мгновенно сосредоточиться на проблемах Вилли. Музыка казалась ему чужеродным присутствием.
Вилли, знавший, как Дьюкейн относится к музыке, встал и, подняв ручку звукоснимателя, выключил прибор.
– Извини, Вилли.
– Все в порядке, – сказал Вилли. – Садись. Хочешь чего-нибудь? Чаю?
Вилли, прихрамывая, вышел в маленькую кухню, откуда донеслось шипение и потом урчание масляной плитки. В главной комнате коттеджа царили книги – некоторые стояли на полках, другие лежали еще в ящиках. Кейт, не признававшая существования без обширной личной территории, заполненной значимыми предметами, постоянно жаловалась, что Вилли так и не распаковал свои вещи. Она прощала ему то, что, когда она предлагала помочь распаковаться, по его телу проходила легкая дрожь.
Большой стол был завален текстами и записными книжками. Здесь, по крайней мере, было важное для хозяина место. Дьюкейн притронулся к открытым страницам, делая вид, что заглядывает в них. Он чувствовал легкое смущение, как всегда в присутствии Вилли.