Я выбираюсь из-под вороха пледов и встаю. Чашка стонет во сне и зарывается глубже под одеяла. Холод мешает подняться и сжимает грудь, хотя я полностью одета, если не считать парки и ботинок, которые лежат в изножье кровати. Салливан наблюдает за тем, как я зашнуровываю обувь и надеваю куртку, а потом иду к шкафу за своим рюкзаком и винтовкой. Потом я подхожу к окну и останавливаюсь рядом с Кэсси. Чувствую, надо бы сказать что-то перед уходом. Мы можем больше не увидеться.
– Ну что, ты идешь? – говорит Салливан.
Ее белая кожа светится в молочном свете, а веснушки как будто плавают над носом и перед щеками.
Я закидываю винтовку на плечо:
– Да, иду.
– Знаешь, Дамбо – я понимаю. Это из-за больших ушей. Наггетс – потому что Сэм такой маленький. Чашка – тоже понимаю. Зомби – не очень. Бен не хочет рассказывать. Ну и Кекс, я догадываюсь, – из-за того, что он такой пухляк. Но почему – Рингер?
Я понимаю, что происходит. Кэсси больше не доверяет никому, кроме Зомби и своего брата. Кличка Рингер вызывает у нее паранойю.
– Я человек.
– Ага. – Она смотрит сквозь щель в шторах на мерцающую ото льда автостоянку двумя этажами ниже. – Кто-то мне уже такое говорил. И я, как дура, ему поверила.
– Ну, учитывая обстоятельства, не такая уж ты и дура.
– Не прикидывайся, Рингер, – резко обрывает меня Салливан. – Я знаю, ты не веришь в историю Эвана.
– Я верю тебе. А в его историю – нет. Бредятина какая-то.
Я иду к выходу, пока она на меня не набросилась. С Кэсси Салливан лучше не заводить разговоры об Эване Уокере. Я не имею ничего против Кэсси. Эван для нее – ветка над обрывом, за которую она цепляется. И не важно, что его больше нет. От этого она держится за свою ветку еще крепче.
Чашка не издает ни звука, но я чувствую, что она на меня смотрит. Я знаю, что она не спит, и возвращаюсь к кровати.
– Возьми меня с собой, – шепчет она.
Я отрицательно качаю головой. Мы уже сто раз это проходили.
– Я ненадолго, всего на пару дней.
– Обещаешь?
– Так не пойдет, Чашка. Обещание – единственная валюта, которая у нас осталась. Ее надо расходовать с умом.
Нижняя губа Чашки начинает дрожать, глаза на мокром месте.
– Эй, что я тебе об этом говорила, солдат? – Я подавляю желание дотронуться до нее. – Первый приоритет?
– Никаких плохих мыслей, – послушно отвечает Чашка.
– Потому что плохие мысли?..