– Но тогда, Алек, с таким же успехом ты мог бы утверждать…
– Мне следовало добавить, – перебил Лимас, – что больше всего я не люблю тех, кто указывает мне, о чем мне следует думать.
Она понимала: он уже начинает закипать, но остановиться была не в силах.
– Это потому, что ты не хочешь ни о чем думать, не осмеливаешься задуматься о серьезных вещах! В твоем сознании разлит яд, оно полно ненависти. Ты – фанатик, Алек. Я только пока не поняла, что служит предметом твоего фанатизма. Ты относишься к числу тех редких фанатиков, которые не стремятся никого обратить в свою веру, и это самое опасное, что я ощущаю в тебе. Ты похож… Ты словно дал клятву отомстить кому-то.
Карие глаза пристально смотрели на нее. Когда он заговорил, ее привел в ужас его зловещий тон.
– На твоем месте, – произнес он предельно грубо, – я бы не совал нос в чужие дела.
Но затем он лукаво улыбнулся, как не улыбался никогда прежде, и Лиз поняла: он пытается спасти ситуацию, пустив в ход свое обаяние.
– А во что верит сама наша очаровательная Лиз? – спросил он, и она с горечью бросила:
– Ты, как я вижу, Алек, считаешь меня совсем дурочкой, от которой можно легко отмахнуться?
Позже тем же вечером они вернулись к этой теме. На этот раз первым ее затронул Лимас, спросив Лиз, религиозна ли она.
– Ты меня неправильно понял, – сказала она. – Все не так. В Бога я не верю.
– Тогда во что же?
– В историю.
Он несколько мгновений смотрел на нее в полнейшем изумлении, прежде чем расхохотался:
– О, Лиз… Нет… Этого не может быть. Неужели ты чертова коммунистка?
Она кивнула, покраснев, как сопливая девчонка, разозлившись на его смех, но с облегчением поняв, что он не придает этому значения.
В ту ночь она уговорила его остаться у нее, и они стали любовниками. Но в пять утра он неожиданно поднялся и ушел. Ей это казалось непостижимым: она была счастлива, а он как будто устыдился чего-то.
Он вышел из подъезда ее дома и, свернув, пошел вдоль пустынной улицы в сторону парка. Над городом висел туман. Ярдах в двадцати или чуть дальше виднелась фигура мужчины в плаще, низкорослого, несколько полноватого. Он уперся спиной в металлическую ограду парка, и его силуэт то четко вырисовывался, то наполовину растворялся в тумане. Когда Лимас подошел ближе, туман вдруг сгустился, полностью поглотив фигуру в плаще. А когда рассеялся, там уже никого не было.