– Мы сначала подумали, что его кто-то напугал, – признался Папкин. – Может быть, даже мы.
– Он вполне нормально рос, – подхватила Мамкин. – Тихий был очень, конечно.
– Ага, – методист со значением поднял палец.
– Нет-нет! – Папкин и Мамкин заговорили вместе. – Тихий, но это было… в допустимых границах, – закончил Папкин, а Мамкин умолкла, покрывшись сырыми пятнами.
– Я понимаю, – кивнул методист. – Я не говорю, что он родился с аутизмом. Я говорю про общий фон… Были, вероятно, какие-то предпосылки… Вот вы говорите: тихий…
– Ну, да, – нехотя согласился Папкин, которому было неприятно признать, что да, какие-то предпосылки были, но он их проглядел.
– А чем он занимался, когда был тихим? От этого вопроса, сформулированного сугубо профессионально, Мамкин заметно смешалась.
– То есть – как?
– Ну, что он делал? Вот его привели из садика, раздели… а он?
Папкин пожал плечами:
– Так… в основном, сидел. В уголке или на диване. Телевизор смотрел. Книжки листал.
– Какие книжки?
– Не беспокойтесь, самые обычные, – Мамкин промокнула глаза. – Господи, какие же могут быть книжки. Бармалей, Маршак, отважные пузырьки…