— Мартин, дайте ей воды, — Виктор
указал на графин и стаканы.
— Извините, — она вздрагивала,
вытирая мокрые щеки.
— Умоляю вас, не извиняйтесь. Вы и
ваш... — он посмотрел на Мартина, выдерживая паузу.
— Муж, — под шум воды, сквозь тихий
всхлип произнесла Анна.
— Вы и ваш муж совершили крайне
смелый поступок, приехав ко мне. Понимаю, как непросто было
решиться на этот шаг. И, конечно, я понимаю, насколько вам тяжело
рассказать совсем незнакомому человеку о... том, что с вами
случилось, — Виктор старался подбирать каждое слово. — Ведь, я
правильно понял, что у вас, Анна, что-то произошло?
Она быстро закивала, сделала
несколько глотков и отдала полупустой стакан Мартину.
— Вы не могли бы попросить своего
мужа оставить вас... ненадолго, — тихо, почти шепотом произнес
Виктор, не желая видеть в этот момент глаза ее грозного спутника. —
Не обижайтесь, Мартин. Но без вас ей легче будет рассказать о своих
проблемах. Так нужно.
Виктор затаил дыхание, ожидая
нападения. Но его не последовало. Он увидел, как Анна похлопала
ручищу на своем плече, отпуская мужа.
— Я буду за дверью, — произнес он
тоном преданного телохранителя, который ненадолго и с великой
неохотой оставил объект своей охраны наедине с заклятым врагом.
Человек-медведь исчез, и Виктор
наконец-то немного расслабился. Анна перестала лить слезы, смотрела
на него ясно и спокойно. У женщины в кресле были зеленые глаза,
короткие русые волосы и аккуратные бледно-розовые губы; темно-синее
платье прятало хрупкую фигурку от шеи до самых щиколоток, широкие
складки на нем колыхались волнами при каждом движении. Ее можно
было назвать симпатичной, милой — не более.
— Так что с вами случилось? —
спросил Виктор и постарался сделаться серьезным, заинтересованным и
сопереживающим. — Только прошу вас, ничего не утаивайте, если
хотите, чтобы я вам помог. Говорите все, как есть. Поверьте, я тут
видел и слышал всякое. И удивить меня будет крайне сложно.
Какое-то время Анна молча собиралась
с духом, а затем рассказала то, чего еще никому не рассказывала,
даже мужу.
О продолжительной апатии, всплесках
звериной ярости, невыносимой усталости, другом странном мире, где
из проклятой хромой ноги уходила боль.
О странных голосах, шепчущих ей в
сумраке, о монстре, поселившемся в ее голове.
Наконец, о том... как она едва не
убила собственного ребенка всего лишь за то, что он играл на
музыкальном синтезаторе.