Зажав рот, чтобы сдержать рвущиеся наружу слезы, Женя почти
бесшумно облокотилась о дверной косяк, но муж услышал — болезненно
резко, нервно обернулся, точно ожидая удара, но выдохнул, увидев в
дверях любимую жену.
— Жень, я…
— Не надо ничего объяснять, — отмахнулась та, — Если ты это
сделал, значит, другого выхода не было.
— Он хотел… Агнию… Ножницы… Я только успел…
— Милый. Ты защищал нашу дочь. Мне не нужны никакие оправдания.
Ты все сделал правильно.
— Я отца убил…
Лицо Владимира некрасиво скривилось, сморщилось. Блеск в глазах
обрел объем, набух на краях век и скатился по щекам двумя
одинаковыми каплями-близнецами.
— Ну же, дорогой, ну что же ты…
Женя приблизилась было к мужу, собираясь обнять его, как он
отступил в суеверном ужасе.
— Не подходи! Стой, где стоишь?
— Что? Слушай, я отношусь к тебе также, как и ран…
— Нет, я не об этом, — посерьезнев, Владимир кивнул подбородком
на пол перед собой, — Здесь повсюду следы, да и я тоже… Короче, не
подходи. Растопчешь по дому, перепачкаешься, следакам работы
добавишь… Будем потом доказывать, что ты тут ни при чем. Обоих
родителей на кичу, а детей — в приют. Вот так съездили на дачу…
— И что нам делать? — когда казалось, что опасность отступила,
новый Дамоклов меч завис над их семьей. Лишь сейчас Женя поняла,
что проблемы только начинаются, — Если тебя посадят, я не
выдержу…
— Не истери! — взяв себя в руки, Владимир принялся лихорадочно
анализировать ситуацию, — Смотри, здесь у нас превышение допустимых
пределов самообороны плюс убийство по неосторожности. Если
добазариться — два условно. Ну и карьере, само собой, пизда.
В ответ Женя лишь всхлипнула — в горле застрял тугой ком рыданий
— ни туда, ни обратно.
— Не реви, кому говорю! Наши спят все, если участковому звонить,
этот ушлый хер столичного майора за милую душу примет. Еще
придумает, что мы его по предварительному сговору грохнули, чтобы
на лекарства не тратиться, — мужчина напряженно потирал виски,
оставляя на коротко стриженой голове кровавые разводы, — Так!
Слушай мою команду! Принеси мне все чистящие средства, какие есть,
воду и тряпки! Папу… Тело я отнесу в подвал. Завтра с утреца
позвоню полкану, кинусь в ноги…
— Марьяну Константиновичу? А если он не согласится?
— Куда он денется? Я столько его дерьма под ковер замел, уж
разок можно и меня уважить…