Женя вздрогнула, услышав гул. Он приближался со всех сторон,
точно окружая ее. Неожиданная резь в животе заставила ее согнуться
пополам. Желудок от боли вывернуло, по губам прокатилась едкая
жгучая желчь…
***
Нечеловеческий, полный боли визг заставил Владимира дернуться.
Он попытался подскочить на месте — раз, другой, и, наконец, кафель
лопнул, выпуская стопы из тисков. С руками было сложнее — воя
сквозь сросшиеся зубы, мужчина по сантиметру отрывал предплечья,
приросшие к штанам, чувствуя, как с каждым движением трикотажные
нити покидают его плоть, мокрые от крови. Обмотавшиеся вокруг
лучевых костей и сухожилий, они натягивались и обрывались, причиняя
жуткую боль, точно кто-то вытягивал хирургическую нить из
свежезашитого шва. Наконец, материя с треском надорвалась. Часть
треников осталась лохмотьями свисать с собранной «гармошкой» кожи
предплечий. Все стопы были исколоты кафельным крошевом, щиколотки
казались раздробленными в труху, зубы все еще склеены каким-то
непостижимым образом, но он был свободен.
Осколки кафеля напомнили о себе на лестнице. Один неудачный шаг,
и Владимир рухнул всем своим весом на деревянные ступеньки,
стукнулся подбородком и ребрами, съехал, как и в схватке с отцом
почти до самых гардеробных «крючьев», лишь чудом не выколов себе
глаза.
Крики с кухни усиливались, нарастали, точно кого-то выворачивали
наизнанку, и кишечник, желудок, легкие выходили через пищевод
отвратительным комом, прибавляя к задушенному визгу влажное
бульканье. Владимир вскочил было на ноги, но взгляд его упал на
маленькую, будто бы скотчем заламинированную страничку, написанную
тем самым «трафаретным» почерком. Недолго думая, он схватил ее,
сунул в карман многострадальных треников, прежде чем подняться и
побежать на помощь своей жене. Если еще было, кому помогать.
Картина, представшая перед ним на кухне заставила мужчину
окончательно потерять рассудок. То, что происходило с Женей было
против морали, законов природы, законов физики и всего, что он
раньше знал о мире.
Агния стояла к нему спиной, увлеченная своим занятием. Гудение
наполняло дом, точно в стенах, за каждой доской, за каждым
перекрытием пряталось по целому улью шершней. Голая, все еще мокрая
после ванной, его дочь водила пальцем над головой, точно что-то
рисуя, а вокруг люстры каталась Женя.