Тот, кто выводил красной краской предупреждение, не в ладах с
орфографией и грамматикой. Однако «отсечением головы» на всех трёх
языках написано правильно.
- Прощать, не знать, прощать, прощать, - Саян, льстиво улыбаясь,
вежливо поклонился.
- Прочь! – самурай сменил гнев на высокомерие, зато, слава богу,
отпустил рукоятку катаны.
- Ходить, ходить, - Саян, пятясь задом, отошёл от грозного
стража ворот.
Да-а-а… Иноземцам и в самом деле категорически запрещено
покидать пределы Давизуна. С другой стороны, очень хорошо! Старая
доска с предупреждением на трёх языках как ни что иное доказывает,
что в Тассунаре нет и быть не может засилья иноземцев. Но!
Саян остановился на углу ближайшего дома и вновь глянул на
ворота из города. Самурай вновь с отрешённым видом стоит под
навесом и не глядя смотрит на поток людей. Ещё один очень
показательный момент: во время разговора самурай не стал кривить
рот, а после шептать вслед проклятия. Для него нет особой разницы,
что наорать на забитого крестьянина, что на иноземного моряка. В
его глазах не было и тени сомнения, когда он ухватился за рукоять
катаны. Сделай Саян ещё пару шагов в направлении ворот, то страж
ворот прямо на месте исполнил бы грозное предупреждение. И ничего
бы ему за это не было бы.
Великолепно! Только, чёрт побери, как же быть с развитым
феодализмом? Хорошее настроение вновь улетучилось. Тассунара не
валяется под иноземцами в наркотическом опьянении, однако сколько
же потребуется времени, чтобы столкнуть её с места. Да ещё
самоизоляция, будь она неладна. Как рассказывал утус Ковжан,
капитан шнявы «Морской охотник», тассунарцы совершенно искренне
считают самоизоляцию благом. Любые капиталистические реформы, даже
самые мягкие и половинчатые, в первую очередь потребуют раскрыть
дверь во внешний мир. Причём не просто чуть приоткрыть, а
распахнуть самым широким и гостеприимным образом. Иначе Тассунара
так и не сможет перенять самое продвинутое и передовое, что только
есть на той стороне моря Окмара.
Да… Задачка. Саян побрёл прочь от ворот. Интерес к местной
экзотике совсем угас, будто не сошёл сегодня утром с корабля, а
прожил в этом самом Давизуне лет сто. Уныние и неопределённость
скапливаются в голове удушливым дымом и пульсируют в висках горячей
желчью. Может, пока не поздно, повернуть обратно в Марнею? Там уж
точно никто не отрубит голову за попытку выйти за пределы
города.