Один из присутствующих польских
военачальников, воспользовавшись паузой, решительно возразил:
— Командир! Что, если эти трусы уйдут
в глухую оборону? На мой взгляд, следует закрепиться в сербских
землях, а уже весной выступать на Болгарию.
Польский генерал был в чем-то прав:
не имея достаточных запасов для длительной осады такого города, как
София, мы рисковали оказаться в окружении и умереть от голода под
стенами болгарской столицы.
Янош Хуньяди нахмурился.
— К сожалению, султан не будет
смиренно ожидать нашего наступления. — Воевода обвел собравшихся
долгим взглядом и указал на лежавшие перед ним письма. — Мне стало
известно, что следующей весной турки начнут наступление. Они уже
заключили перемирие с Караманом и теперь могут сконцентрировать
свои главные силы в Европе. Переброска султанских войск идет полным
ходом, и однажды эта лавина обрушится на нас. Однако сейчас
инициатива принадлежит нам, а значит, нужно действовать быстро и
решительно, только в этом залог нашего успеха!
Однако поляк продолжал стоять на
своем:
— Риск все же остается! — настаивал
он. — До Софии почти четыре сотни миль! Если война затянется...
— Османам плохо знакомо понятие
«затяжная война», — оборвал его воевода. — Они атакуют стремительно
и так же стремительно отступают. А риск на войне — дело
привычное, впрочем, как и смерть, — Янош Хуньяди вздохнул, в его
глазах ненадолго промелькнула искра печали. Однако, когда он
заговорил снова, его голос был все так же спокоен:
— Есть ли еще среди вас те, кто не
согласен со мной?
Командиры переглянулись, и несколько
из них высказали схожее с польским генералом мнение.
— Ну что ж, я могу понять ваши
опасения, — сказал воевода, делая едва заметный знак рукой. Заметив
его, один из офицеров, охраняющих вход, скрылся за пологом
шатра.
Спустя несколько секунд он вернулся
и, подойдя к Хуньяди, прошептал ему на ухо несколько слов. Выслушав
донесение, воевода приказал: «Зови его!»
В шатер ввели белокурого юношу,
одетого в мипарти[1], на котором был
изображен герб сербского короля Георгия Бранковича. Посланник
поклонился воеводе, тот поприветствовал его кивком головы. Все
знали, что отношения между Хуньяди и сербским князем были, мягко
говоря, натянутыми, однако в этой войне им пришлось объединить
усилия против общего врага, и этот союз оказался весьма
успешным.