Троргал подошел, вырвал свой топор,
не заботясь, что острые края задели мою руку. От боли я прижался
затылком к дереву. Воин скрылся из глаз, зайдя за спину, и тут
столб тряхнуло так, что у меня зубы чуть не вылетели. Он перерубил
веревки!
Мои руки разлетелись в стороны… Но
ноги-то так и связаны.
Я полетел головой вниз, попытался
поджать ноги, кое-как подставил локти, руки совершенно не
слушались. Удар о землю оглушил, я сложился, и ноги страшно
заломились, натянув веревки и жилы до предела. Сейчас
сломаются.
Новый стук топора. Я с облегчением
ссыпался на землю. Именно ссыпался, сил во мне вообще не было. Я
часто задышал, в нос ударила сухая пыль.
Сколько я провисел тут? Я себя помню
только пять минут всего.
«Этот проповедник висел тут два
дня».
Два дня!!! От осознания этого ко мне
сразу вернулись все чувства. Тело скрутило болью, занемевшие руки и
ноги взорвались миллионами искр, будто прошило пылью из ружья.
Горло загорелось, иссохшее нутро
стало долбить в мозг о своей жажде.
– Пить!
У меня вырвалось это непроизвольно,
но сил терпеть больше не было.
– А пожрать не дать, просва
сраная!
– Давно не отливал, сейчас я тебе
помогу, – шаги зашаркали в мою сторону.
– Троргал! Небо оскорбить
вздумал?
Я сжал пальцы от злости, и, скребя
ими по земле, подтянул ноги. Сволочи, дайте только…
Еле подняв голову, я уткнулся
взглядом в меч, лежащий у ног воина с копьем. Как его там, блондина
этого? Кроммал? Зарычав, я выкинул руку вперед. До меча всего-то
шагов пять.
– Пить! – снова вырвалось у меня.
– Вот же говно нулячье, и как
осмеливается только?
Я с криком подтянул свое тело,
упираясь коленками, и прополз несколько сантиметров. Земля была
твердой, с мелким крошевом какого-то камня. Все это впивалось в
локти, в колени, лезло в саднящие раны. Блин, заражение
подхвачу.
– Вот же просва упрямая. Сдох бы
давно, и ладно.
– А ну, зверье пустое, заткнулись! –
это рявкнул десятник, кажется.
– Торбун, если доползет до меча, дашь
ему воды.
– Хорошо, Старый.
Я попытался еще пару раз подтянуться,
но силы быстро покинули меня. Уткнувшись лбом в землю, я задышал,
вдыхая грязь и раздувая вокруг пыль. Надо еще тянуться!
Не могу…
Даже по сравнению с огнестрельным в
живот эта боль была невыносима. Дали бы мне умереть там, под
мостом…
Лежать просто так оказалось приятно.
А что, если не двигаться, и спокойно помереть, отдать богу свою
душу. Полететь навстречу родным. И мучения прекратятся.