У истоков христианского притязания - страница 14

Шрифт
Интервал


.

Конечно в истории человечества много других примеров специализации в сакральном или, лучше того, как люди препоручают себя другим людям, для установления отношений с божеством.

У этого явления есть и более ярко выраженная политическая сторона. Вот тибетский пример: «Царь играл важнейшую роль в традиционной религии. Божественная природа государя проявлялась в его «сиянии» и в его магической власти: первые цари оставались на земле только днем, тогда как ночью возвращались на небо; они не знали смерти в собственном смысли слова, но в определенный момент окончательно поднимались на небо на магическом канате му (или дму) […], канате, который согласно тибетским религиозным представлениям […] выполнял особую космологическую функцию – связывал Землю с Небом как axis mundi (мировая ось)»[39].


в) Особое значение среди других древнегреческих культов, далеких от надежды на общение с божеством, имеют обряды, связанные с культом Диониса, потрясающую глубину человеческого стремления к откровению[40].

С другой стороны, в эпоху императорского Рима, «эпоху, отмеченную господством гнетущего представления о всемогуществе Рока», в народных герметических сочинениях постоянно находит отклик идея о том, что присутствие божества было бы ответом на глубинную человеческую жажду познания и владычества над природой во имя лучшей жизни: «Поскольку речь идет о том, чтобы открыть всю сеть симпатий и антипатий, которые природа скрывает, как можно проникнуть в эту тайну без откровения божества?»[41]


г) Для основателей религий общим является их уверенность в том, что они носители божественного откровения.

Говоря об иранской религии Элиаде отмечает: «Заратустра объявляет, что он ‘узнал’ Ахурамазду ‘мыслью’ как первого и последнего (Ясна 31:8), то есть как начало и конец». Он «получает откровение о новой религии непосредственно от Ахурамазды. Принимая его, он повторяет изначальный выбор Господа – выбор добра (ср. Ясна, 32:2) и не требует ничего иного от своих верных»[42]. «Заратустра вопрошает Господа своего… и его вопросы о Творении следуют один за другим все нетерпеливее. Но он хочет также знать, как душа его, ‘достигнув Добра, преисполнится радостью’ и ‘как мы освободимся от зла’»[43]. Это вечные вопросы, которые человек будет нетерпеливо задавать на протяжении всех времен и на которые он вечно ждал ответа от таинственного Начала всего сущего.