-Учитель жалуется, что наследник не хочет изображать греческих и
римских богов, и вообще не любит аллегорические сюжеты, - осторожно
заметил Отто.
-И как Фридрих объясняет такую вольность? - удивился герцог.
-Говорит, что не хочет следовать моде. Дескать, пусть безродные
художники, которые зарабатывают себе на хлеб всякой мазней,
угождают вкусам толпы. А он достаточно богат и знатен, чтобы
рисовать так, как ему хочется. Тем более, что рисует он для себя, а
не на продажу.
-В его словах есть резон, - надменно вскинул голову Якоб - Да и
моей дочери, Луизе Елизавете, нарисованный Фридрихом портрет
понравился больше, чем официальный. Она даже хочет, чтобы именно с
него миниатюры писали, которые потенциальным женихам будут
рассылать. Знаешь что, Отто, а добавим-ка мы сыну еще несколько
учителей. Пусть военное дело постигает, и учится читать звездное
небо.
Фридрих Кетлер
Спасибо товарищу Якобу за наше счастливое детство! Нет, я,
конечно, сам рвался учиться, но нагрузили меня, по-моему, чересчур.
Фортификация, навигация, механика, астрономия, военная тактика и
стратегия... Последнее, правда, было довольно занятным, поскольку
преподавалось в развлекательной форме. Со мной играли в солдатики.
Если бы мне в детстве подарили такой набор, я бы умер от счастья, и
первых дней несколько носа на улицу не показывал.
Солдатики были коллекционные. Каждая фигурка сантиметров 20
высотой, мундир тщательно прорисован, а руки и ноги сделаны на
шарнирах. К фигуркам прилагался макет крепости (он занял почти
половину очень немаленькой игровой комнаты) и стреляющие горохом
пушки. А какая шикарная была конница! Несмотря на то, что
интеллектуально я уже давно не являлся ребенком, устоять и не
опробовать такую прелесть оказалось выше моих сил. К сожалению,
полководец из меня получился... далекий от идеала.
На отдых времени оставалось мало, но я обязательно выделял хотя
бы пару часов, чтобы позаниматься музыкой и живописью. Мои навыки в
этих сферах произвели неожиданный фурор. А я и не сделал ничего
особенного. Просто написал портрет своей старшей сестры. Не такой
тошнотворно-пафосный, как здесь принято, а более близкий к
реальности. На траве, среди цветов, с распущенными волосами, в
которых запуталось солнце и теплой улыбкой. Польстил, конечно, не
без этого, и Луиза Елизавета пришла в дикий восторг. И повесила
портрет на самом видном месте.