Ну а без музыки я вообще жить не мог. Правда, местные гитары не
устраивали мой взыскательный вкус, и отец пообещал выписать
инструмент из Испании. Хорошо все-таки родиться в обеспеченной
семье! Кому бы не понравилась жизнь ребенка, который может все себе
позволить. Кого-нибудь другого никогда бы до того же органа не
допустили, а меня - пожалуйста. У меня, кстати, органная музыка
всегда ассоциировалась с католиками, но оказалось, что лютеране
тоже ее используют, как и хоровое пение.
Орган был велик, стар и мощен. Я "поплыл" при первых же его
звуках, и у меня аж руки зачесались, как захотелось прикоснуться к
данному великолепию. И когда я понял, что между мной и мечтой стоит
всего лишь нотная грамота (не очень-то похожая на знакомую мне), я
приложил максимум усилий, чтобы ее выучить.
А потом был Бах. Я, наглый плагиатор, присвоил себе все, что
только смог вспомнить. Что-то мне подсказывало, что Высоцкого в
этих краях не поймут, так что я выбрал классику. Благо, в прошлой
жизни матушка пыталась меня затащить в музыкальную школу. И я почти
два года там вытерпел. Однако футбол и дворовые забавы предсказуемо
оказались более привлекательными, что вылилось в подростковый бунт.
Результатом стало пианино, пылившееся в углу, и отвращение к музыке
лет до 15-ти. Когда я освоил свои первые три блатных аккорда. А за
пианино я усаживался играть исключительно в подпитии, желая
очаровать своих студенческих подружек.
Однако опыт не пропьешь! Пусть я вспомнил нужные мелодии не
сразу, но зато успех имел колоссальный. Сначала мои концерты слушал
только местный отец Горанфло (пусть пастор, а не монах, но такой же
толстый пьяница и обжора), следивший, чтобы я не поломал ценный
инструмент. А потом, когда у меня начало получаться, к нему
присоединились любопытствующие придворные.
Отец ажиотажу не поддался. Он вообще довольно прохладно
относился к творческим личностям. Как развлечение для знатного
дворянина еще воспринимал, но не больше. Гораздо больше герцога
радовали мои успехи в военном деле. Он заказывал самое передовое
оружие, чтобы я имел о нем представление, а у меня начала
появляться идея о собственной армии.
Вписаться в новый мир оказалось очень непросто. В высшем свете
существовало столько условностей и мелочей, что запомнить их все
было очень проблематично. Язык тайных знаков и особых фраз вгонял
меня в тоску. Изящная словесность вообще убивала. Ну и вишенка на
торте - дипломатический этикет, от которого хотелось застрелиться и
отравиться одновременно. Регламентировался даже угол наклона головы
и количество слов.