Хотя они пробыли меньше получаса, после их ухода Шломо понял,
что смертельно устал. За обедом он клевал носом и в конце концов
задремал прямо за столом — но Белла его разбудила и заявила, что
зря, что ли, столько людей корячились с кроватью. И он кое-как
добрел наверх, в полусне постоял под душем, рухнул в постель и
отключился.
Только почувствовал в какой-то момент, как Белла забралась под
бок.
Они проснулись под утро, обнявшись крепко-крепко, как будто
боялись замерзнуть. Через полуоткрытые жалюзи начал просачиваться
бледный розовый рассвет. Он и забыл, каково это — просыпаться дома,
а не в армейской конуре.
—Привет...
Потом они долго лежали в тишине, в комнате понемногу светлело,
за окном бормотали горлицы. В этот час их было особенно хорошо
слышно: бриз меняет направление на рассвете, и пока не взойдет
солнце, по всему побережью разливается блаженный покой.
Белла осторожно водила пальцами вдоль его шрамов.
—Что это? — она коснулась свежего шрама под грудиной — того
самого, который появился одновременно с удалением киберглаза.
Он покосился на нее, стараясь разглядеть и почти не видя — и
вздохнул.
—Не знаю, — сказал он.
Белла помолчала, прикрыв шрам ладонью.
—Ну и ладно, — сказала она и спрятала лицо у него на плече.
Больше она ни о чем не спрашивала. Хотя они подолгу беседовали —
о родне, о Софе, о книжках и фильмах, о том, как они заживут в
Хайфе и о том, что мама намекала, что хочет внука...
В тот день, когда ему сняли повязку, Белла вдруг расплакалась —
уже вечером, собираясь уезжать. Оказывается, ее уже несколько дней
как уволили, и она до смерти боялась ему об этом рассказать. И не
выдержала только теперь, когда им больше не грозила перспектива
всем вместе выгребать на одну солдатскую пенсию. Как мог, Шломо
успокоил ее и вроде бы убедил, что все позади и в конечном счете
все к лучшему. И он-то искренне считал, что так оно и есть: разве
мог он прежде надеяться, что его вечно занятая жена вот уже почти
два месяца будет с ним неразлучна.
Дни шли за днями, кажется, первые дней десять он только ел и
спал. Засыпал в любое время дня, в самых неожиданных местах — в
гостиной, на террасе, в кухне... Поначалу домашние старались его
разбудить и отправить в постель — потом плюнули, только приспускали
шторы и тихонько уходили. Порой, в час, когда разливалась
полуденная жара, Белла расплагалась с ноутбуком в садовой беседке,
на расстеленном в тени красном пластиковом мате. Или принималась
что-то вязать. Шломо устраивался рядом, ткнувшись головой ей в
бедро, и дремал. А она шуршала клавишами или воевала со спицами,
шепотом чертыхаясь. Но все-таки чаще она развивала бурную
деятельность во всем доме сразу, а заодно и в отцовском гараже. Без
дела сидеть она не умела и, оставшись без работы, похоже, всерьез
загорелась идеей возродить отцовскую «Починку». Переговорила со
свекром и устроила ревизию рассованного по всему дому технического
барахла, доделала и раздала старым клиентам кое-что из заброшенных
заказов, полностью переписала сайт. Первое время отец наблюдал за
этой деятельностью с опаской, но потом осознав, что в итоге будет
избавлен от общения с клиентами и впредь сможет спокойно сидеть и
ковыряться в технике сколько душе угодно — дал невестке
карт-бланш.