—...Ваш муж, я вижу, поправляется.
—Да... Когда он приехал, то был весь желтый и все время спал...
А сейчас ему гораздо лучше.
—Он сильно изменился после ранения?
—Мне трудно ответить, адон Каплан. Видите ли... С самого начала
эксперимента мы сейчас впервые проводим столько времени вместе. А
вообще — Шули это всегда Шули, — было слышно, что Белла улыбается.
— Разве что теперь он гораздо сильнее, чем когда я за него
выходила.
—Он рассказывал вам что-либо о проекте?
—Нет, почти ничего. Только как-то раз показывал рекламный
проспект, ему Сергей Маркович дал. Сказал, чтобы я видела, какой он
у меня крутой... Ну, там было написано, что он «Джинн пустыни». Что
сильный, что умеет ускоряться, что кости титановые и компьютер в
голове... Вот и все. Он всегда говорит, что и сам почти ничего не
знает...
—Понятно. А он упоминал какие-нибудь имена? Скажем... вам
известно имя Муаммар аль-Хали?
—Доктор аль-Хали? Конечно! Он вернул Шули глаза, мы все ему
очень благодарны.
—Ах вот как, значит вы...
Дальше Шломо ничего не расслышал: адон расан и Белла свернули за
угол, конец реплики Каплана потонул в шуме двигателя проезжавшей
мимо машины.
Да, следствие действительно заинтересовалось доктором аль-Хали.
И может быть, что-то есть в его догадке о том, что аль-Хали и тот
араб из мозаичной ямы — один и тот же человек...
Он припомнил свои предоперационные метания. Ведь если бы он
тогда не вырубился, он бы о своих подозрениях рассказал. Скорей
всего, доктора бы задержали, а сам он наверняка остался бы
одноглазым и почти ослепшим и отправился бы на пенсию... В тот
момент он был к этому готов. Но не успел.
А теперь он испытывал к доктору аль-Хали только благодарность —
за излечение. И за отношение: никто из звезд Серёжиной команды не
вел себя с ним как с равным. И сейчас Шломо чувствовал, что это
отношение аль-Хали что-то в нем изменило. Куда больше, чем
возвращенное зрение. Он вновь ощущал ту уверенность, которую,
казалось, навсегда утратил, сняв когда-то значок с черным
котом.
И он просто не мог причинить арабскому доктору вред. Да и второй
араб, лечивший его в плену, если подумать, хоть и вел себя
оскорбительно — но спас ему жизнь и нашел способ отправить к своим.
Мстить ему было не за что.
Он знал, что совершенно не умеет врать. И помнил, чем кончилась
последняя попытка что-то скрыть от адона Каплана. Но тем не менее
сейчас он чувствовал, что о своих догадках он должен промолчать.
Так требовала совесть. И на данный момент она его не мучала.