Хашим расчистил для Муаммаровой пиццы место возле горелки и
уселся напротив брата на кушетку, закинув на колено тонкую ногу в
бирюзовом слипоне с логотипом «Бобо Калькутта» на подошве. Как не
уставал он при всяком удобном случае напоминать, такие слипоны
стоили тысяч десять и в тридцатые годы прошлого века были
культовыми во всем мире. С презрением покривившись, когда Муаммар
предложил пиццу и ему, Хашим поставил перед братом кофейную чашку и
одну из джезв, а содержимое другой вылил в высокий мерцающий стакан
с силуэтом надкушенного яблока. Как и прочие Хашимовы пижонские
штучки, эта вещица от марки, уже более семидесяти лет являвшейся
крупнейшим производителем бытовой техники, наверняка оценивалась в
десятки тысяч.
—Опять какую-то ерунду новомодную прикупил? –Муаммар, вытянул
под столик ноги и с хрустом жевал пиццу.
—Не ерунду, — как всегда в таких случаях, обиделся Хашим. – Это
самоочищающийся термостакан, и он может регулировать температуру
содержимого. Электропитание от солнечной энергии, фотополимер
внутри стекла, так что для подзарядки его нужно оставить на солнце,
а потом....
Хашим принялся пространно объяснять принцип работы фотополимера
и перспективы дальнейшего применения этой технологии и описывать
прототипы еще более крутых штук, которые он в ближайшее время
намерен приобрести. Но было заметно что он нервничает.
Как и кофейный столик, кушетка, кроме того краешка, на котором
сидел Хашим, была завалена распечатками, выносными дисками и
спутниковыми рациями. Сверху громоздился ноутбук. Оглядевшись,
Муаммар заметил распечатки и электронику по всем поверхностям.
А еще автомат. Древний безотказный Калашников, прислоненный к
резной раме стрельчатого окна, обращенного во двор. И силуэт еще
одного «внучка» за полупрозрачной занавесью.
—Хашим, — прервал Муаммар болтовню брата, — Ты зачем
звал-то?
Несколько мгновений Хашим молчал, пристально глядя на брата и
потирая большим пальцем аккуратную – волосок к волоску – изящно
обрамлявшую челюсть бородку. Потом спустил обутую в антикварный
слипон ногу с колена, поставил свой фотостакан – и отмахнулся.
—Ай, ну какой ты стал… — он всплеснул руками, — Как американец,
сразу про дела. Директорское кресло портит характер. Голова
твердеет, а задница мягчает.
Он засмеялся, обнажив идеальные белые зубы.