Где-то рядом раздалось характерное «пам-м-м» минометного
выстрела. Хесус нажал на тормоз и резко сдал во двор задним ходом;
бампер уткнулся в пыльный ствол пальмы.
— Все, дальше пешком. — Голос у Хесуса был сухой, надтреснутый,
точно у него горло перехватило от волнения, но Ханна знала: вывести
Хесуса из себя было ой как непросто.
Она согласно кивнула, надевая тяжелый шлем. Оператор вышел
первым, внимательно оглядел двор, мусор и обломки камня на земле,
подхватил кофр с аппаратурой и лишь потом подал знак: можно.
— Миротворцы прибудут позже, как всегда, когда все успокоится, —
говорил он на ходу. — Но сначала они будут бить по огневым точкам.
Эта минометная батарея — слышишь? — совсем рядом. Ее накроют в
первую очередь. Их ракеты часто ошибаются. Беспилотники часто
принимают машины за броневики.
Она не смотрела на оператора, она привычно обшаривала землю
глазами перед тем, как поставить ногу.
— Хесус, что ты несешь? Откуда у боевиков броневики?
— А я знаю? На прошлой неделе «Скорпио» расстрелял такси —
попало в район перестрелки.
— Это боевики его расстреляли, Хесус.
— Ханна, смотри под ноги! — Хесус не любил, когда его
высказывания подвергали сомнению. Беспилотники были его слабостью,
он обожал снимать их; при каждом удобном случае старался ухватить
их в кадр, порой в ущерб основному сюжету. Он вбил себе в голову,
что когда-нибудь снимет самолет в миг атаки, в миг, когда из-под
крыльев вырываются ракеты. Это были бы уникальные кадры —
штурмовики Альянса летали с бешеной скоростью, держась над самыми
крышами, за ними невозможно уследить даже автоматическими камерами,
а уж заснять момент открытия огня — и подавно. Но Хесус был уверен,
что ему это удастся, рано или поздно. Ему не давали покоя лавры
оператора земной CNN, снявшего ольденбуржский танк за мгновение до
того, как тот выпустил снаряд и от самого оператора не осталось
ничего — только чудом уцелевшая камера, отброшенная взрывом далеко
в сторону. Хесус любил приводить те кадры в пример: шевеление
бездонного жерла пушки, вспышка — и темнота.
Повсюду пахло войной — непередаваемой смесью из жженого кирпича,
мокрого пепла, гниющего мусора и разлагающихся под обломками
человеческих останков. Выстрелы грохотали уже со всех сторон.
Навстречу, прижимаясь к стенам, тянулись люди: женщины подталкивали
детей, отцы оглядывались назад, втягивая головы в плечи. И все
вместе с ненавистью смотрели на их бронежилеты. С запада, со
стороны реки, доносились взрывы.