– Так точно, ваше благородие! А зачем
же провод-то кромсать? За него ведь спрос будет?
– Мой приказ, с меня и спрос. Там
увидишь, зачем. Исполнять!
Вдвоём прихватили за верёвочные ручки
зелёный ящик, сгибаясь, чтобы быть менее заметными для вражеских
стрелков, поволокли к соседней двуколке. Укрывшись за нею, стащили
наземь малую катушку провода и принялись за работу. Обмотав
нарубленными драгунским клинком кусками провода с дюжину
мелинитовых шашек и осторожно вставляя в них капризные нобелевские
детонаторы, Кольцов разъяснил Будёному задачу:
– Вот что, Семён. Сейчас берём эти
шашки, ты будешь подавать, а я — бросать. Грохоту будет как от
пушки, гарантирую. А чтобы хунхузы попросту не разбежались, для
того и нужен медный провод. При взрыве осколки от него разлетятся
не хуже картечи. Бог даст — кого-то и зацепит.
Спустя минуту осаждающие фанзу
хунхузы были ошеломлены раздавшимся поблизости от их укрытия
взрывом. За первым последовали второй, третий, четвёртый... Обрывки
меди на страшной скорости визжали в воздухе. Нападающим стало уже
не до того, чтобы держать на прицеле дверь и окна фанзы, чем не
замедлили воспользоваться осажденные драгуны: к взрывам добавились
хлопки выстрелов русских винтовок. Маньчжурская ночь оглашалась
воплями раненых бандитов, ржанием перепуганных взрывами лошадей,
выстрелами. А над всей этой какофонией звучал смех офицера,
который, вскочив на телефонистскую двуколку одну за другой принимал
из рук унтера самодельные «проволочные бомбы» и раз за разом с
размаха отправлял их в полёт туда, где только что сидели на своих
позициях китайские головорезы...
[1] До отмены крепостного права
мордобой в русской армии процветал гораздо сильнее: «благородия»
могли забить солдата до потери сознания, после чего, зачастую, тот
через день-другой умирал в лазарете. Однако в описываемый период
большинство господ офицеров уже брезговало «чистить рыла серой
скотине», передоверяя это занятие унтер-офицерам и фельдфебелям.
При этом формально мордобой был запрещён, но этот запрет
повсеместно игнорировался. Кстати, это одна из причин той
ненависти, которая проявилась у «Нижних чинов» по отношению к
офицерам во времена русских революций
[2] Состояли на вооружении
одновременно с привычными современному читателю по фильмам полевыми
пушками образца 1902 года. Последние в Маньчжурскую кампанию в
действующей армии имелись в крайне ограниченном количестве, поэтому
далее по тексту, если речь идёт о трёхдюймовках в Русско-японскую
войну, то имеется в виду именно образец 1900 г.