Личный исследовательский центр худощавого, с темными,
растрепанными волосами ученого стал для меня персональным адом.
Первый день там до сих пор вспоминается с содроганием. Запах
хлорки, неизвестных препаратов и озона. Всё до скрипа стерильное.
Стояли шкафы с бутылочками и книгами, раковина, один большой стол с
мониторами и бумагами. А в конце комнаты большая клетка, размерами
два на три метра.
Я попыталась дернуться и не смогла. Лежала на кушетке, по рукам
и ногам прикованная металлическими ремнями. Сердце бешено
колотилось. Мама, как же страшно. Паника захлестнула с головой.
Хотелось кричать, только бы выпустили. Но лишь разрыдалась, в
бессильной надежде разорвать оковы. И где обещанная сила оборотня,
когда она так нужна? Где род, который всегда придет на помощь?
В дверь они вошли вместе. Игорь Степанович и Патрик Сорз. Нет,
не так. Хозяин и доктор.
– Не плачь, щеночек – Игорь подошел и провел ладонью по моей
щеке, стирая слезы. – Не бойся. Мне нужно чтобы ты вела себя
хорошо, эти процедуры нам необходимы. Так что успокойся, ты же
хороший оборотень?
В лаборатории я провела несколько месяцев, прежде чем мне дали
передохнуть в доме хозяина. Точное время припомнить не смогу: все
недели и месяцы слились в один сплошной день ада. Думаю, тогда я и
потеряла свои воспоминания, но это не точно. Бояться я устала, так
оказывается, тоже бывает. Я с отвращением и какой-то глупой
надеждой ждала нового дня. Меня поселили в той клетке, на ночь
вкалывая снотворное или приковывая, чтобы не вздумала себе
навредить. Убивать себя не хотелось, но стала думать об убийстве.
Странно, что в мозгу, по сути, еще ребенка, родились такие мысли.
Но в голове засело четкое желание и мечты о запахе крови двух
определенных личностей.
Сначала доктор не делал ничего страшного: взял анализы крови,
волос, слюны. Потом ему потребовались образцы слизистой. Но потом,
ему стала нужна пункция. То есть анализ спинного мозга. А вот это
уже было больно. Дьявольски больно. Так что на пальцах появились
небольшие коготки, первое проявление моей сути. Их это дико
обрадовало и тут же последовали новые опыты. Я знала, что оборот
должен начаться в четырнадцать, но видимо условия подтолкнули его
начаться раньше на два года.
Каждый анализ брался с периодом в два-три дня. С каждым разом
всё больнее. Плакать я перестала через месяц. По прошествии второго
перестала умолять прекратить, только кричала.