Сам же Гвейр не стал дожидаться ничьих выводов. Совершив свое черное дело над епископом, он исчез, и больше его никто не видел.
Новости расходились быстро: все это дружинники узнали еще на последнем постоялом дворе, где заночевали, не успевая к городу до вечернего закрытия ворот. Ночь Рольван провел будто в тумане, где лица, предметы и голоса сливались в какую-то совершенно бессмысленное серое мельтешение. Наутро его отряд выступил прежде первых лучей, так что к городским вратам они подъехали точно к открытию. Едва проехав под аркой, Рольван передал Торису командование и ударил коня хлыстом. С трудом разбирая дорогу, провожаемый скрипом спешно сторонившихся повозок и звонкой руганью прохожих, он промчался по улицам к епископскому дому. Спешился, почти свалившись на крыльцо.
Двери были распахнуты настежь. Тело епископа выставили для прощания в храме, в том самом зале, что во дни праздников не мог вместить всех желающих присутствовать на торжественной службе и выслушать праздничную проповедь отца Кронана. Теперь люди стекались туда, чтобы отдать последнюю честь усопшему. Но и здесь, в его доме, не было покоя от сочувствующих, тайно злорадствующих или просто мающихся от безделья гостей. Безъязыкий и безропотный Гай встречал их на крыльце и провожал в дом, где они могли всласть выражать друг другу и самим себе сожаления об утрате, запивая и заедая тяжкое горе обильным угощением, подносимым четырьмя нанятыми ради такого случая проворными стряпухами.
Впрочем, самые красноречивые излияния этих людей ровным счетом ничего не стоили в сравнении с горестным мычанием, с каким несчастный Гай упал Рольвану на грудь. Обнимая за плечи плачущего слугу, тот и сам не удержался от слез. Как часто бывает в минуты особенно тяжелых утрат, до сих пор он – неосознанно, в глубине сердца – лелеял надежду, что все это ошибка. Что, войдя в дом, он увидит отца Кронана, как обычно, сидящим у огня с чашей разбавленного вина, размышляющим над проповедью ко дню праздника или читающим книгу. Теперь надежда эта умерла, и вместе с нею как будто умер целый мир.
– Это ты его нашел, Гай? Где? Почему он был один, без охраны, без оружия?
Ответом было взволнованное мычание и целая пантомима, повествующая о событиях той печальной ночи. Понимать Гая Рольван выучился еще ребенком. Вот и сейчас он без труда разобрал, как было дело.