— С чего начать рассказ? Как корабль
обнаружили?
— Не торопись, — услышала в ответ. — Будь
любезна, положи ладони на край стола. И молчи. Станешь отвечать, только когда к
тебе обратятся.
Сделала, о чем просили. Наручники пока не надели,
и на том спасибо. Быть может, выкручусь.
Спутник зыркнул на меня поверх очков и
постучал в примыкавшую к каюте дверцу.
— Все готово, командир отряда прибыл. Можете
выйти и побеседовать.
Не удержалась от истерического смешка: вдруг
подумала, что за закрытой дверью находится гальюн. Интересно, что за
представитель имперской власти дожидается меня в таком непотребном месте. Или
полет тяжело перенес?
Но я ошиблась. Дверь вела из кабинета в личные
апартаменты владельца корабля. Такие огромные, что там могла уместиться уйма
народу. Да и обстановка была шикарной, даже вычурной.
Но убранство комнаты толком разглядеть не
удалось. Моим вниманием полностью завладел пожаловавший на допрос человек.
Высокий и статный, закутанный в алый плащ. Его лицо скрывалось под капюшоном,
но кисти рук оставались на виду — гибкие, ухоженные, с длинными изящными
пальцами. Впечатление слегка портили сбитые костяшки пальцев и огрубелые
запястья.
Вслед за облаченным в плащ, из закрытой
комнаты выступили двое стражников — крепких, в форме имперской гвардии и с
лазерными винтовками наперевес. Один
стал напротив меня, другой — закрыл спиной выход из кабинета. Будто я
собиралась бежать.
Скрывающий внешность тип не занял место
напротив. Шагнул мне за спину и обратился к пожилому спутнику:
— Командир той пятерки — девушка?
Удивленно так, но без иронии. А голос
бархатный, с мягкой хрипотцой.
— Сам удивлен, — развел руками клювоносый.
Ладони неизвестного опустились на спинку моего
кресла. Затылка коснулось теплое дыхание.
— Как тебя зовут?
— Фартовая! — отозвалась, вложив в ответ
столько стали, сколько могла.
— Забавное имя… Итак, Фартовая, расскажи о
том, как ты и твоя команда обнаружили корабль. Не пытайся скрывать факты, не
выйдет.
И я догадалась, почему. По моему телу
протоптались мурашки, собрались в стаю в области затылка. Дышать стало труднее,
а в висках бешено застучал пульс. Так бывало со мной — когда Чистюля
воздействовал эмпатическим даром.
Итак, меня читали: ни соврать, ни приукрасить,
ни промолчать. Желудок неприятно закрутило, перед глазами заплясали яркие
искры. Но я справилась. Подавила неприязнь к дознавателям и выложила все, что
знала. И про корабль, несущийся в пропасть, и про взбесившихся членов экипажа.
Про бледную девицу и про потасовку. Про убийство имперского подданного. Как
есть, без утайки.