Через десять минут на площадь Моссовета подъехал автобус с курсантами милиции. Одни – евреев окружили, другие – погрузили в автобус.
Вечером всех отпустили по домам, в том числе и западных корреспондентов.
В полночь в квартиру Слепака пришли с обыском.
Записные книжки, письма, фотографии, учебники иврит… Все как описывал Альбрехт в своей нетленке «Плод».
Руководил обыском некто Сергей Иванович.
– Где вы работаете? – спросил он Слепака.
– Нигде.
– Ну вы еще не пенсионер.
– Я свое отработал.
– Мы знаем все о вашей активной антисоветской деятельности. Сегодня устроили шабаш перед Моссоветом, а что завтра?
– А что завтра? Лучшие годы нашей жизни. – улыбнулся Слепак.
– А завтра уже началось. Два часа ночи. Вот ордер на ваше задержание. Вы идете с нами.
Очень буднично прозвучал арест.
Тем временем, другая опер-группа обыскивала квартиру Иды Нудель. У окна стояли бледные понятые.
– Это ордер на ваш арест. – сказал старший группы Владимир. – Вас называют «мама алии» У вас есть собственные дети?
– Собственно, вся алия мои дети. – ответила Нудель.
– Ну, для этого вы слишком молоды.
– Не вам судить.
В далеком, изнуряющем от жары ночном Иерусалиме Виталию Рубину снился странный сон: он вновь в СССР и приговорен к смертной казни. Ничего явного не происходит, он знает: он идет на место казни в сопровождении какой-то знакомой интеллегентной женщины и говорит ей, что у него есть ценная вечная ручка, и он хотел бы чтобы она предложила ее палачу в вознаграждение за то, что он все сделает быстро. Совершенно спокойно, так, как будто идет дело о мелкой бюрократической проблеме, она ему отвечает: «Тут могут быть некоторые трудности… Сначала вас осмотрит доктор Липавский…
Володю Слепака, Иду Нудель, а вскоре и Виктора Брайловского после отъезда Марка Азбеля (он возглавил семинар физиков – отказников), отправили в ссылку. Скорый суд приговорил их за «злостное» тунеядство на пять лет ссылки в далекие селения Сибири. Сибирь – матушка велика. На всех места хватит.
Баржа, выброшенная на берег, скрывала от нацистов бойца. Он лежал в ней, как сардина в консервной банке. Самолеты и артиллерия взрывали пляж с перерывами на обед, и в один из них боец вывалился за борт. Камышами вдоль Дона, чавкая сапогами. Дом смердел, облизывая пыльный Темрюк. И был закат и был рассвет для перебежек и страха. Голод гнал Лазаря, и боец пересек площадь освобожденного города и вошел в штаб.