Что будет есть Тарасенко, мне глубоко до лампочки. Заботиться о нем даже под страхом смерти не собираюсь. Поэтому вытаскиваю контейнер, демонстративно несу его к столу, аккуратно выкладываю себе овощное рагу с мясом, убираю контейнер с остатками еды обратно в холодильник (плевать, что холодильник таким образом может сломаться, еда-то еще не остыла). Неспешно возвращаюсь к чайнику и, скривившись, достаю чайный пакетик из упаковки. И чтобы хоть немного разбавить здоровую тишину, начинаю недовольно бурчать:
— Терпеть не могу чайную пыль со всякими вредными добавками. У меня дома всегда настоящий китайский есть, специально раз в три месяца летаю в Пекин и пополняю запасы. Как ты можешь это пить? Кто у тебя следит за покупками? Домработница? Оштрафуй её, чтобы не покупала всякую … дрянь!
Последнее слово я выкрикиваю от страха, потому что кое-кто делает бросок и, подхватив меня под попу, стремительно приближается к широкому подоконнику… Мамочки, кажется, не у меня одной кукушка поехала. Пришлось ухватиться руками за шею Тарасенко, а ногами оплести его пояс, чтобы не упасть, и через трусики я отчетливо чувствую его нехилый такой стояк.
— Тарасенко, я есть хочу, и мне надо помыться, — возмущенно рычу я, когда он садит меня на подоконник и молча начинает через верх стягивать платье. Когда я слышу, как трещат швы, лихорадочно бью Женю по рукам. — Ты его сейчас порвешь! У меня больше надеть нечего!
— Это хорошо, что надеть нечего, — ухмыляется он. — Значит, ты никуда не поедешь, и сможешь выйти из моего дома разве что голой.
После этих слов внутри все холодеет, словно на меня ведро холодной воды вылили, а за шиворот еще и льда насовали. Когда-то, много лет назад, его брат мне то же самое сказал в тот момент, когда рвал моё платье. То самое, что я купила ради Жени, потратив все скудные студенческие сбережения. Мне же хотелось быть для него самой красивой.
Паника накатывает волной, и я уже всерьез начинаю отбиваться, слабо соображая, что передо мной Женя, а не его братец с дружками…
— Пол холодный, — говорю хриплым голосом, когда наконец-то в голове проясняется. Я понимаю, что у меня был очередной приступ паники. Хотя последний случился лет эдак пять назад, и я уж думала, что тот был действительно последним… ан нет. Тарасенко умудрился пробудить всех моих демонов лишь одной фразой. Кто бы мог подумать?