Что-что, а делать вид, что все хорошо и ничего не происходит, я научилась очень давно. И этому ублюдку меня не вывести из себя.
Когда пауза уже затягивается до неприличия, я приподнимаю одну бровь и, чуть улыбнувшись, спрашиваю:
— Михаил Анатольевич, я вас внимательно слушаю.
Зареченский прищуривается и наконец-то начинает говорить:
— Ярова, у меня к тебе предложение. Я предлагаю всего один раз, второго не будет.
Я заинтересовано приподнимаю вторую бровь.
И Зареченский не заставляет ждать:
— Я знаю, что руководство скоро сменится; не спрашивай, у меня есть свои источники. А также знаю, что полетят головы. Свою я уже подстраховал, у меня она надежно сидит. Но вот твоя, Ярова… твоя-то как раз, с учетом твоих отношений с шефом, совсем нет.
На этой фразе его улыбка становится настолько гадливой, что на пару мгновений появляется желание дать этому ублюдку по голове органайзером. Он у меня из металла, очень массивный — три года назад девочки подарили на день рождения, как раз чтобы черепушку раскроить. Но я быстро справляюсь со своим желанием, а Зареченский продолжает глумливо улыбаться.
Он, видимо, ожидает от меня наводящего вопроса, типа: «И что вы предлагаете?» Но я продолжаю молчать.
Не дождется, сраный подонок.
Уж с ним обсуждать я ничего не буду, даже его так называемые предложения, которые все по большей части лежат в одной плоскости — горизонтальной. И так понятно, что это именно он где-то подставил шефа, он же наверняка на него и настучал, а теперь ждет комиссию, которая и найдет этот косяк. Вот и сидит тут, развалившись в моём кресле, с уверенным и наглым взглядом. Ну ничего-ничего, мы еще поборемся… У меня, между прочим, тоже есть кое-какая инфа на Зареченского, и если дело действительно обернется совсем плохо, то я молчать не буду. И вслед за шефом пойдет его зам.
И тут меня начинают глодать сомнения. А если высказать ему все, что я думаю, прямо сейчас? Если пригрозить? Но… с другой стороны, он ведь может и в ответ как-нибудь куснуть, как пес, загнанный в угол. Да и прямых доказательств его вины у меня нет.
Самый верный и единственный путь — отдать информацию шефу, а он уже пусть решает, что с ней делать. Это решение успокаивает меня, и я уже увереннее смотрю на Зареченского.
— Михаил Анатольевич, — притворно вздыхаю и начинаю включать компьютер. — Если вы хотели что-то сказать — говорите уже быстрее, мне работать надо.