— Знаю, — коротко ответил дед.
Затем он без церемоний притянул к
себе чугунок и начал шумно хлебать уху прямо из него. Реймонд
замер, так как за годы в Вагранте отвык от горской простоты нравов.
Что за моветон! Однако же, отказываться от обеда Реймонду не
хотелось — с утра не жрамши. Вздохнув, он подсел поближе и тоже
зачерпнул ухи из котелка. Как в детстве.
Какое-то время кухню оглашал только
перестук ложек и довольное кряхтенье и чавканье. Ломать голову над
словами деда Реймонд не стал: давно уже убедился, что бесполезно
пытаться узнать, где же они жили раньше, до того как перебрались в
Перпетолис. Дед просто замыкался в себе, как скала, а на особо
энергичные расспросы мог и подзатыльником одарить.
После ухи пришел черед травяного
взвара, и Агостон щедрой рукой сыпанул горсть сушёных трав в
котелок. Реймонд отхлебнул и закашлялся, думая о том, что дед был
прав: столичная жизнь его разбаловала. В Лахте, столицей которой
был Вагрант, предпочитали сладкий взвар, причем не такой крепкий,
не такой кислый и не такой вяжущий. Дед исподлобья наблюдал, шумно
отхлебывая из кружки, и Реймонд прямо физически ощущал его
недовольство.
Не злобу, нет, именно
недовольство.
— Я думал, цто науцил тебя
самостоятельности, умению трудиться, — заговорил Агостон, допив и
стукнув кружкой о столешницу, — думать, прицём головой, а не
задницей, и думать своей головой, а не цужими, но вижу, цто
ошибся.
— Мог бы и сам меня учить, — не
удержался Реймонд от ответного выпада.
— Мог бы, — признал дед, — но не
стал. Как думаешь, поцему?
— Возиться не хотел, — пробурчал
Реймонд под нос, чувствуя, что ляпает лишнее и ненужное, и в то же
время не в силах остановиться.
Нет, его не пожирала изнутри
неугасимая обида на деяния минувших дней, если выражаться
высокопарно (вот уж что любили в Вагранте, так это высокопарность и
задирание носов), но всё же причины были. Агостон Хатчет постоянно
пропадал в разъездах и делах, крепил склоны и дома, занимался
какими-то своими экспериментами и высокой магией, и то, что он
называл «научил», в глазах Реймонда носило несколько иной оттенок.
Ему просто пришлось стать самостоятельным, потому как деда никогда
не было дома.
— Эка, да ты есцё взвоешь, когда я с
тобой возиться нацну, — пообещал Агостон, впрочем, совершенно
беззлобно. — У меня не загуляешь по девкам и кабакам, как в
университете!