– Отличная мысль, Лето, – согласился Гервант, – давай на тебе
пробовать. Объясняй, какую часть твоего тела к чему привязать, и в
какую сторону света дернуть. Я сразу две лишних вижу: одна во рту,
другая – ниже пояса.
– Не-не, у меня все нужное!
– Зато мне не все полезное. Вот, хочу одну девицу очаровать, а
она смотрит в землю и молчит. Лиандра, я тебе золотой не должен, я
тебе больше предлагаю – место рядом с нами. И не только за
столом.
Братия зашевелилась и захмыкала.
– Так ты, Гервант, поделишься? – спросил кто-то.
– Не о том вы подумали, поганцы. Кто носил имя «Лиандра» знаете?
Так я скажу – сестренка моя кровная. Нам пора познакомиться
поближе, девочка. Разреши представиться – Гервант, королевский
лучник…
Гервант давно не был лучником, Эймарское королевство двух столиц
кануло в Лету, а имя разбойника красовалось на досках объявлений
под надписями «разыскивается» и «приговорен к повешению». Но как
было назваться? «Висельник»? «Королевский лучник» благороднее.
Левый уголок рта Герванта опустился вниз. Главарь снова издевался,
но на этот раз горько и над собой.
– Долго ли, коротко ли… – Гервант перешел на язык сказки, –
жил-был охотник, и родилось у него двое детей – мальчик и девочка.
Обычный мальчик и девочка с добрым сердцем и милым личиком...
Когда на Герванта находила редкая блажь рассказывать, разбойники
устраивались поудобнее и слушали. Истории главаря, часто скабрезные
или откровенно циничные, обладали важным достоинством – смыслом.
Медлительно растягивая слова, Гервант бродил по дальним тропам
своих воспоминаний:
– Дело было в Эрендоле. У скромного охотника и счастье водилось
маленькое: жена, дети, хижина в лесу и простое огородное хозяйство.
Людская деревня, ближайшая к границе, подкидывала ему деньжат за
охрану от лесных тварей и эри – существ странных и вредоносных.
Последние, к слову, в Эймар и не заглядывали, но уж так повелось на
границах: кто по ту сторону – тот и враг. А сам охотник был ни то,
ни се – как есть нелюдь, человек наполовину. Вроде меня, но я на
четверть.
Гервант рассказывал о своем отце. «Нелюдями» в Эймаре клеймили
не подонков, а людей с примесью крови других рас, и отношение к ним
всегда было особенным. Странница поняла, отчего трактирщица назвала
Герванта «нелюдем»: эрийская кровь жила в его глазах вечной осенью,
увядая желтизной и возрождаясь оттенком болотной зелени, – чужая,
случайная красота, лишняя на человеческом лице и заметная не
всегда, но заставляющая смотреть вновь и вновь. И слушать,
поддавшись магии необъяснимого обаяния.