Гвардеец, воин обычной храмовой
стражи, тем временем поставил еду на крепкий низкий табурет и
скрылся за дверью. Волдорт усмехнулся: насколько разительно это
заточение отличалось от недавнего. В келье был чистый топчан с
матрацем, набитым свежей соломой, приземистые стол и два стула. Тут
даже было узкое окно, расположенное, правда, под самым потолком и
настолько узкое, что пролезть туда могла лишь кошка, но тем не
менее Волдорт был рад и такому. Свет, проникающий в келью, казался
приглушенным, мягким, а лучи были все так же теплы, если подставить
под них ладонь. От этих же самых лучей, несущих свет и тепло в
узкую келью, Волдорт знал, что прошло всего лишь два дня. Священник
быстро справился с едой, и дверь в тот же самый момент заскрипела:
очевидно, за ним все же наблюдали непрестанно. Тот же самый
охранник забрал посуду, молча вышел и пропустил вперед пару высоких
воинов. Один из них кинул на топчан сверток и жестом приказал:
одевайся. Конечно, эти надзиратели немыми не были, но брат Грюон,
без сомнения, запретил им говорить с заключенным, и они строго
следовали этому запрету. Волдорт развернул кулек, и брови его
удивленно взлетели: крепкий, чистый и даже приятный на ощупь
дорожный балахон. Также чистый белый подрясник, мягкая ряса, летние
сандалии с подошвой из крепкой кожи. Ночью в них все еще могло быть
холодно, если бы среди одежды не обнаружилась пара теплых чулок из
колючей серой шерсти. Волдорт торопливо сбросил старую одежду и
облачился в принесенную. Подвесил чулки на пояс и почувствовал, как
по телу покатилась горячая волна. Снова ляпнул засов. Священник
ожидал увидеть брата Хэйла, но снова ошибся. «Видать, кардинал
нашел для своего цепного пса новую забаву», — решил Волдорт. Воины
— двое, что приносили одежду, и еще дюжина снаружи — без единого
слова, лишь указывая путь копьями, вывели пленника во внутренний
двор.
Солнце показало всего лишь треть себя
из-за городских стен, но уже хорошенько припекало. Священник
немного ослабил пояс, удивленно смотря на странную повозку перед
дверями, запряженную четверкой лошадей, за которой стояла дорожная
крытая телега с восьмеркой мулов: часть их впрягалась вместо
лошадей, если была такая необходимость. А еще дальше, нетерпеливо
топчась на месте, готовились отправиться следом за повозками
десяток всадников и еще десяток лошадей без наездников. Но Волдорт
рассматривал лишь первую повозку. В отличие от всех виденных им
ранее крытый кузов ее не был намертво приколочен к раме с колесами,
а помещался на широких справных ремнях, был обит крепкой кожей с
богатыми вышивками и задрапирован парчовыми занавесками. В верхней
части кузова находились затянутые бычьим пузырем оконца. Солдаты
подтолкнули священника к кибитке, и Волдорт шагнул внутрь,
поднявшись по приставленной лесенке. В повозке, обитой мягким
бархатом, с двумя широкими скамьями по краям, которые, заваленные
подушками, запросто могли сойти и за постель, в углу, прислонившись
к стене, сидел кардинал. Он лишь махнул рукой, и дверь в повозку
захлопнулась. Экипаж тотчас качнулся, принимая на козлы кучера и
одного из воинов. Послышался звонкий удар бича, и они мягко
покатились по камням улочки. Клетка из золотой проволоки, висящая
под потолком, с парой прекрасных белых голубей с черными
воротничками, качнулась, заставив птиц встрепенуть подрезанными
крыльями. Волдорт мгновенно оценил преимущества этого средства
передвижения. Тряски, характерной для всех повозок, тут было
ощутимо меньше. По верхушкам видных в оконца деревьев, по шпилям
башенок, зубцам стен и колышущимся в легком утреннем ветерке флагам
настоятель без труда определил, что они выехали из города и
направились по южной дороге вглубь материка. Кардинал дремал,
погруженный в свои мысли. Отчего-то он был уверен, что его пленник
не кинется сейчас к нему с хитро спрятанным ножом, ведь его даже не
обыскали. Задремал и священник, успокоенный теплом и легкой качкой,
как в уютном суденышке в тихую погоду.