— Снова видения? — снисходительно
улыбнулся Кйорт. — Кто показал?
— Может, сама Нейтраль. Я не знаю. Но
никогда не бывает легко. А дорога морем слишком проста. И, кто
знает, возможно, видимая легкость и таит в себе большую
опасность.
— Сделаю, как ты просишь, отец, —
Кйорт закинул на плечо собранную сумку, засунул в ножны арре,
подхватил лежащий на столе теплый плащ, принесенный Лесли с вещами,
второй рукой взял меч. — Ты, главное, дотяни до того момента, когда
я вернусь и смогу «шагнуть».
— Куда ж я денусь-то, — Волдорт
выглянул на улицу. — Уже совсем стемнело, это хорошо. Хигло тут.
Поторопись.
За углом слышался громкий голос
Лесли, он по чем свет бранился.
— Кйорт, сын, — спросил Волдорт,
прихватив ходящего за рукав, — ты успел рассмотреть книгу, что я
оставил?
— Успел.
— Хорошо.
— Не объяснишь зачем?
— Потом. Сейчас времени нет. Поезжай
скорее, — поторопил Волдорт друга.
Кйорт принайтовил аарк, запрыгнул на
коня и вспомнил про священный серп жрецов. Достал его из седельной
сумки и протянул священнику:
— Возьми, пусть хранится у тебя. Это
все, что осталось от Северного Волка. Я рад, что не отдал его
епископу.
— Спасибо, — Волдорт скрыл
навернувшиеся на глазах слезы. — И что бы ни случилось, не вздумай
вернуться сюда, если я не позову.
— Отец, ты что-то видел? — Кйорт
склонился к священнику. — Ты в опасности?
— Нет. Просто помни: что бы ни
случилось, не возвращайся. Обещай мне.
— Обещаю, — ходящий похлопал коня по
шее.
Хигло засеменил на месте.
— Вот, возьми, — Волдорт протянул
Кйорту туго набитый мешочек. — Мне без надобности, а тебе
пригодится.
У охотника тоскливо сжались сердца, а
в груди заскребли маленькие коготки. В кошельке было явно больше,
нежели три десятка королевских, и он прекрасно понимал, что таких
денег у обычного священника, живущего скромно, не по правилам
нынешнего духовенства, быть не может — Волдорт отдавал ему
пожертвования церкви. Так что священнику сейчас было совсем
нелегко. Как бы он ни относился к отдельным служителям церкви, но
пожертвования во всех религиях были доброй волей, чем-то
неприкасаемым, табу. Взять их себе для Волдорта было все равно что
испражниться в колыбель с новорожденным. Отвратительно.
Мерзостно.
— Спасибо, отец, — мягко сказал Кйорт
и скрылся в ночи.
Вовремя. Из-за поворота вышел большой
отряд. Волдорт успел спрятать под рясой серп и спокойно ждал
приближения солдат. Гулкое эхо железных сапог разносилось по стенам
домов. Вперед вышел широкоплечий сержант: