А море!
Берег подле поселка являл собой намытую полосу песка, который плавно уходил в воду и здесь морской слой представлял из себя мелководье где-то в полметра. Ширина плеса была метров под сто, а дальше следовал резкий обрыв в глубину. Все это сооружение почему-то называли барьерным рифом, и даже обещали сразу за ним акулу (думаю, для куражу). Впрочем, я не видел, чтоб кто-то кроме нас в море купался, и это понятно, температура воды была не ахти (какие акулы!) … Иногда мы находили вещественные доказательства близости Японии: обрывки цветистых полиэтиленовых кульков – тогда в России таковых не существовало – резиновые подошвы сапог любопытной формы (у японцев большой палец на ноге отделялся отдельным мешочком, как у нас большой палец на руке). Все это, безусловно, горячило…
У Мураками герой мечтает: «Хорошо бы превратиться в коврик у входной двери. Лежать бы всю жизнь где-нибудь в прихожей». Европейцу такое в голову не придет – топчет кто-ни-попадя. Подсознание японца: ничего не делаешь (отстраненность) и служишь.
Их ассоциации: «На лице – застывшая улыбочка, напоминавшая мне сломанный холодильник», «ощущение, будто присел покурить на обратной стороне Луны».
Смотрите, как раздевает японец подружку: сначала очки, потом часы, дальше браслет. С чего начнете вы? Но вообразите процесс и обнаружите пряную целесообразность (обратите внимание, современная японская блузка изрядна пуговицами).
Я бы сказал так: «Восток – дело круглое». Конфуций: «Если человек добр, он может использовать других», – объемно и законченно.
…Так вот, на плесе происходила вполне интенсивная жизнь. Во-первых, все дно было покрыто стелющимися по дну лентами водорослей, среди которых в достаточном количестве ползали крабы – повсеместно в песок зарывались отломанные клешни, бесхозно торчали ребра ракушечной скорлупы. Эти водились двух сортов: красные с волдыристыми панцирями, воинственные на вид, семенящие боком с одной непременно задранной, как ковш экскаватора, клешней, и другие, зеленовато-серые, омерзительно, по-стариковски мохнатые (они, между прочим, считались вкуснее). Помимо, выпрыгивала из-под ног, оставляя дымок песка, камбала, юркала другая невеликая рыбка. Если к последней подводили руку или другое орудие добычи, она с поразительным проворством стреляла на метр вперед и тут же замирала, точно приглашая к игре. Леха утверждает, что это корюшка. От искушенных людей мы узнали, что бить товарища надо вилкой в хвост. На камбалу нас учили делать самодельные гарпуны, насаживая на палку расплющенный и зазубренный на конце гвоздь.