Если говорить человеческим языком, то ничто, убежден, как литературное творчество не может покрыть любой потенциал, ибо только оно позволяет наделять образы и юмором, и красками, и глубиной, и нервом, и грехом, – причем относительно безобидно… Повседневная жизнь затирает образы. Окружающее как многократно пользуемый пейзаж не тревожит. Та же картина, рисуемая буквами не просто обновляется, она становится иной: многозначимой, ретивой. Все это и делает писательство едва ли не самым увлекательным занятием. На мой опыт (я и наукой, и бизнесом, и спортом занимался) более захватывает разве сочинение – делание, скорей – музыки: та вообще действует на эмоцию минуя вербальные образы, непосредственно. Тут, правда, желательно не встретиться с медведем и обладать хоть какой-то музыкальной грамотой… Словом – литература (неплохой каламбур… – впрочем, реминисценция, ибо есть: «Как на литературном поприще – обещают?» – «По Шекспиру: слова, слова, слова…»). И не стоит бояться, сочинитель – дилетант по определению (между прочим, это дает право на глупость).
Всё – относительно, условно. Все хотят самоутвердиться, и литература содержит сильную иллюзию значимости, ибо конструирует особый мир (вспомните Толстого: литература – вторая реальность). Даже деньги не дают такого ощущения, ибо, во-первых, создают уважение (или зависть) – окружающих, а если сам с головой и достаточно критичен, четко понимаешь цену этого уважения. (Восточная мудрость, к слову, которую лихо адаптировал Лихачев: бедный тот не у кого мало, а кому мало.) И потом, все происходит в конкретных, установившихся условиях. Литература свободней – ты сам выбираешь правила. Здесь результат трудно оценить, как, скажем, в горном деле, или спорте. Непризнанные гении – сугубо литературная история. Еще: я ценю литературу, между остальным, за отсутствие цели – «цель с приближением становится все туманнее».
Или. Кто, будучи в ссоре (неважно с кем), не придумывал мысленно сильные, проникновенные слова, кому не грезилось их ответственное воздействие на оппонента. Да, зачастую слова или не произносятся, или не имеют желанного воздействия, но проговорить их мы желаем неуемно. Собственно, именно эта акция – отнюдь не реакция объекта ссоры – гасит пожар негодования, либо вводит в рассудочное русло. Это же и есть идея литературы. Ничто как она не реализует опыт душевных мышц.