А знала я потому, что впервые за двадцать один год испытала что-то, от чего коленки подкашивались. Что-то пьянящее, безумное и такое неожиданно приятное. То, что питало меня намного больше еды. То, что давало смысл просыпаться по утрам и засыпать по вечерам.
— Просто, — голос осип, — знаю и все… Женская чуйка.
Больше Дима ко мне не приставал, но я знала, что это дело времени. А кино мы второй раз все-таки посмотрели, и, как и в первый раз, показывали только одно очень даже симпатичного депутата и его губы… Такие манящие, доводящие до одури.
***
— Во сколько у тебя завтра самолет? — понуро спросил Дима, неотрывно глядя перед собой на двери общежития. Мне почему-то тоже совсем не весело было.
— Поезд, — поправила его я. — В пять утра. Через сутки буду на месте.
— Охренеть… Двадцать первый век, Машунь, — закатил глаза он. — Ты вообще слышала, что можно не сутки в поезде трястись, а час в воздухе? Ой, стой… Или это экстрим у тебя такой? Так, может, тогда сразу на роликах поедешь? Или на велосипеде? Я ради такого случая даже его тебе подарю.
— Дим, — настала моя очередь закатывать глаза. — Очень смешно. Ха-ха.
— Нет, ну ты представь, — не унимался этот умник. — Ты, снегопад в минус двадцать и двухколесный друг. Я бы для большего драматизма советский брал, ага. Без шипованной резины.
— Так дешевле! — окунула его в реальность я, и Димочка рот прихлопнул. Наверное, выдохся просто. — Мне по студенческому билету вообще копейки выходит, а если акция, так вообще…
Я застопорилась на центральной двери, где заметила знакомый силуэт. Это был Валера с букетом ромашек. Парень безрезультатно пытался до меня дозвониться. Его номер я таки окончательно удалила и заблокировала.
— Мне надо с ним поговорить, — выдохнул мужчина серьезно, а затем даже к двери потянулся. А мне вдруг так страшно стало, до одури. Резко схватив его за руку, быстро одернула на себя. Дима аж опешил от неожиданности.
— Прошу тебя, не надо! Я... сама хочу. Так будет правильно… — затараторила быстро, потому что Дима явно не был похож на человека, который собирается слушать чьи-то доводы. И вот он уставился на меня: мол иди, говори. Я тут же заныла в голос: — Это такой хороший вечер, прямо один из самый лучших в моей жизни… Не хочу его портить грустными разговорами. Давай в другой раз, а? Не сейчас…