Под тяжестью мужского тела Лена в полной мере чувствовала себя женщиной. Настоящей, слабой и хрупкой, подобно хрусталю. Но он не разбивался на миллионы осколков, а плавился под тысячеградусной температурой — настолько горячими были прикосновения.
Влажными поцелуями Леша покрывал раскаленную кожу, миллиметр за миллиметром, запоминая ее вкус и запах, руками исследовал плавные изгибы, впитывая тактильные ощущения подушечками пальцев.
Лена отдавалась ему без остатка, оголяя все свои чувства. Гладила шею, плечи и, возвращаясь, зарывалась в мягких волосах. Но этого было мало, хотелось оказаться еще ближе, максимально, чтобы не осталось никаких преград. Существовал только один способ претворить желания в реальность: она приняла его целиком, до предела. Тихий стон сорвался с губ и тут же заглушился жарким поцелуем.
Совершая неспешные движения бедрами, Леша продолжал ласкать каждый потаенный уголок. Он был везде одновременно, накрывал своей всеобъемлющей нежностью и чувствовал мощную энергетическую отдачу. Сплетаясь телами, они окунались друг в друга настолько глубоко, насколько это было возможно, врастали в кожу и пускали корни.
Близость будоражила, задевала нервы, играя на них волшебную мелодию. Самая тонкая струна внезапно лопнула, за ней вторая и третья… Лена перестала дышать, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями и впервые ощутила, какой многогранной бывает любовь. Словно зарево, она переливалась разными цветами: желтым, оранжевым, красным, и это можно было четко увидеть.
Слезы брызнули из глаз. Никогда прежде ей не было так радостно и при этом так грустно. Едва заметная, почти прозрачная грань противоположных чувств постепенно стерлась, перемешав их в густую массу, заполнившую ее до краев.
Алексей прижимал к себе слегка подрагивающее женское тело и восстанавливал дыхание после мощной встряски. Услышав судорожный вздох, медленно провел пальцами по позвоночнику вверх, затем вниз. Через несколько секунд Лена провалилась в сон, полностью опустошенная, но невероятно счастливая. А он еще долго не мог сомкнуть век: любовался ее красотой, боялся, что она внезапно исчезнет, и только под утро, убаюканный мерным дыханием, спокойно задремал.