И тогда - неслыханная вещь -
Император телеграфирует о своем желании вторично прибыть в Киото,
чтобы на прощанье хотя бы позавтракать с цесаревичем. Предложение
принимается. Но, когда Император снова в Киото, оказывается, что
наследник не может с ним встретиться! «Врачи запретили» ему сходить
на берег. И Муцухито пьет чашу стыда до дна: он поднимается на борт
флагманского крейсера «Память Азова», где веселый и отлично себя
чувствующий цесаревич угощает черного от унижения Микадо
шампанским…
Но и такого удовлетворения ему
оказалось мало. Отрицательное отношение к японцам Николай сохранил
на всю жизнь. Микадо, полагаю, ко всем русским тоже. Как и все его
самурайство, ведь с точки зрения Бусидо тот позор, что вынужден был
испытать их сюзерен, им надлежит смывать только кровью. Русской,
естественно.
Короче, если японцев мы побьем, царь
может запросто потребовать подписать мир с ними именно на борту
«Памяти Азова». Символизм он обожает. Но это так, лирическое
отступление.
***
На Дальнем Востоке, цесаревич впервые
осознал, кто он такой, и какая судьба ему предназначена. Смутные
планы, неоформленные мечты о распространении «славы белого царя»
куда-то в азиатскую глубь роятся в его голове. Обстоятельства
складываются так, что все этим смутным планам содействует. Вместе с
немцами и французами, Россия заставляет японцев отказаться от части
плодов своей победы над Китаем. Затем по одному слову России циньцы
уступают ей целую область. «Это так хорошо, что даже не верится», -
кладет Николай II резолюцию на докладе Дубасова о занятии
Порт-Артура…
Коротко, о роли Витте. Он больше, чем
кто-либо другой, первое время подталкивает Николая II если не к
самой войне, то в направлении ее. Ему это было удобно и выгодно.
Сам «финансовый гений» поднялся на реформировании российских
железных дорог. Траннссиб – великое достижение Николая, его отца и
Витте. Причем во всех смыслах. Начиная с того, что Россия получила
важнейшую, стратегическую коммуникационную линию не только к
Приморью, но и к незамерзающему порту у ворот Пекина. И заканчивая
личным гешефтом Сергея Юльевича. Который на этом всем дорос до
министра финансов. До чего, по ходу дела, доросли его персональные
счета во французских и бельгийских банках, история умалчивает. А
без кредитного капитала Россия сама такой проект и в такие сроки не
осилила бы. Хотя де юре они и брались под другие цели, за дорогу
платила казна.