Она кивает сосредоточенно и проводит кончиками дрожащих пальцев по его волосам, а потом смотрит на них внимательно и нюхает. Странная. Несуразная. Точно пташка.
– От тебя хорошо пахнет, – неожиданно произносит она, прикрыв глаза. Интересно, о ком она думает? Небось о женихе своем. Не может же она говорить это ему, монстру и убийце? В груди больно колет. Марк выдыхает, поднимаясь.
В гардеробной находит свои старые джинсы и черную водолазку, надевает. Смотрит в зеркало и тянется за расческой – уложить волосы. Но передумывает в последний момент, так и оставляет в легком беспорядке. О туалетной воде вспоминает уже в спальне, но возвращаться в ванную не хочется.
– Идем? – спрашивает, протягивая ей руку. Алиса поднимает взгляд и замирает. Смотрит как на диковинку, и в глазах мелькает что-то напоминающее улыбку. А Марку хочется увидеть ее улыбку. Пусть ту робкую, что расцветала на ее губах до побега. Она у пташки такая… завораживающая. Глаз не отвести. Он семь лет такой улыбки не видел: искренней, открытой, настоящей. И когда теперь увидит снова – неизвестно. А она продолжает смотреть на него со странным недоумением, будто впервые увидела.
– Что-то не так? – вопрос слетает, прежде чем он успевает подумать.
А пташка смущается, встает, вкладывая свою ладонь в его.
– Ты не ответила, – а ему становится важным услышать ответ. Как воздуха глотнуть.
Она пожимает плечами.
– Ты выглядишь как…
– Как? – голос срывается, и губы пересыхают от волнения. Как у девственника, боящегося оплошать.
– Нормально, – снова пожимает плечами. – И пахнет от тебя хорошо. Не пользуйся больше тем парфюмом, – она смешно морщит нос.
– Ладно, – легко соглашается Марк. Какое ему дело до какого-то парфюма, другой купит, делов-то, а вот насладиться ее жизнью, ее живыми эмоциями, которые она прятала за книгами, – стоит многого, пусть даже один вечер, – но за это ты подаришь мне свою улыбку.
Она вскидывает голову. В больших синих глазах – удивление пополам с чем-то странным, неуловимым, но заставляющим сбиться дыхание.
– Ну так что, договорились, пташка?
Она молчит долго, и время тянется, как резиновое. И сердце замирает в груди. Да что за черт? Марк хмурится, а пташка вдруг неожиданно разглаживает морщинку на его переносице.
Переплетает пальцы, словно боится потеряться. А Марк подмигивает ей весело, и робкая улыбка все-таки трогает ее губы: неуверенно, будто она сама ее боится. А в груди Марка вдруг поселяется тепло. Комком скручивается в солнечном сплетении, растекается под кожей.