Рана, нанесенная незнакомцем, долго беспокоила Григория Сенкулеевича, но наконец поддалась лечению дворцового лекаря Стефана Симона, а через месяц после происшествия он уже свободно двигал шеей, ел по-прежнему за троих и пил за шестерых.
В первый же день, как только лекарь разрешил ему встать, домоправительница князя, Матрена Архиповна, не первой молодости и необычайной силы женщина с мужским голосом и усами над толстыми губами и огромным ртом, распорядилась произвести в доме чистку, на радостях, что хозяин вызволился из лютой беды.
Был час пополудни, и в большом невзрачном столовом покое за столом в первый раз восседал князь Григорий Сенкулеевич. Его лицо с быстро бегавшими глазками, с землистым цветом кожи, одутловатыми щеками стало еще безобразнее после болезни. Он с жадностью запихивал в рот куски жареного бараньего сала и запивал это жирное кушанье душистым рейнским вином.
Возле стола, оскалив свои гнилые зубы, стояла Матрена Архиповна. Огромного роста, широкоплечая, уродливая, она как раз была под стать своему хозяину, которого обожала всем своим мужественным, грубым сердцем.
– Ешь, родной, ешь! – говорила она, одобрительно качая повязанной цветным платком головой. – Отощал небось? Лекарь-то есть не давал, собачий сын!
– Гм! – промычал князь. – Кабы не он, сдох бы я, аки пес.
– Ну да, еще бы! – недовольно проворчала домоправительница. – Лекарь! А я разве мало за тобою ухаживала? Мало лампадок Иверской Божией Матери ставила? Мало я ночей возле тебя недосыпала? Лекарь!..
– Известно, он, – флегматично возразил князь. – Кто мне рану-то прижег: ты али он?
– Может, прижиганье это после отзовется. Чернокнижник твой лекарь, вот что.
– Вздор мелешь! – остановил женщину князь. – Не волшебством меня Симон излечил.
Матрена Архиповна поджала губы и помолчала, затем, не вытерпев, спросила:
– А узнал князь Борис Алексеевич ворога-то твоего?
– Говорит, не узнал. Да и как узнать?
– Ты, чай, говорил, каков он обликом?
– Да я сам дюже запамятовал. Будто черный, иноземец какой или что. Рожа у него чернявая.
– А я, хочешь, узнаю? – подбоченясь, с торжеством спросила Матрена.
– Ой ли? – оживился боярин и даже оставил кулебяку. – Врешь ты все, откуда тебе узнать-то?
– А вот те крест, узнаю! – перекрестилась домоправительница, глянув на дорогой образ, висевший в углу.