Покладистая и гибкая, как тонкая стрела закаленной стали, тетушка Эша почти никогда не повышала голоса, он был у нее всегда на редкость спокойным и тихим. Ее мягкие уверенные пальцы могли исправить самые безнадежные вывихи. Порочность не выживала с ней рядом. Ее добрая сила, казалось, выдавливала дурные наклонности из окружающего мира, не стремясь полностью раздавить их, но растягивая мир добра до тех пор, пока глупостям вовсе не оставалось в нем места. Ее здравомыслие было столь велико, что даже самые изощренные козни не могли сбить Эшу с пути истинного. Но сейчас она взглянула на Магали с озабоченностью, отчего ее третий глаз – красную индийскую точку бинди на лбу – прорезали морщинки. И озаботило ее не то, что Филипп Лионне собирался открыть поблизости на их улице новую кондитерскую, а то, что она не понимала такой бурной реакции Магали на это известие.
– Филипп Лионне! – еще громче вскричала Магали, будто громкость голоса могла способствовать лучшему пониманию грозящего им события. – Самый знаменитый кондитер в мире! Не просто кондитер, а тот самый, которого называют королем кондитеров!
Неужели об этом уже все знали, кроме нее?
С выражением легкого озарения тетушка Женевьева постучала указательным пальцем по подбородку.
– Тот молодой парень, который раздразнил гусей своими фирменными macarons[6]?
Слово «макаруны» она произнесла нежно, на особый парижский манер. В ее устах оно ничуть не походило на тягучие кокосовые американские «макеруны» – здешние восхитительные райские пирожные наполняла воздушная сладость, и парижские макаруны являлись настоящей проверкой квалификации шеф-повара. И, согласно отзывам всех гурманов, Филиппу Лионне они удавались лучше всех в мире.
– Не он ли заходил к нам на прошлой неделе? – вспомнила вдруг тетушка Женевьева.
Что-о-о?
– Разве, Магали, ты не видела его у нас? – спросила она. – На мой взгляд, он грубоват, ведет себя так, словно у него нет времени, чтобы снизойти до нас, простых смертных. И он определенно умеет привлечь к себе внимание, – неодобрительно добавила она, хотя явно не намеревалась уделять ему в своем кафе особого внимания. – Впрочем, он вполне привлекателен, а если поднаберется приличных манер, то даже может тебе понравиться.
Она с любопытством взглянула на племянницу. Поначалу, в годы ученичества Магали, ее смутило осознание того, что Магали в своих предпочтениях питает склонность к противоположному полу, но никаких осложнений у Магали с мужчинами не воспоследовало, сама же она давно смирилась с их отсутствием. Вероятно, еще больше ее радовало, что Магали вообще не расположена заводить обширных знакомств с представителями мужского пола.