Каждый день, сидя в одиночестве в крохотной комнатке за шитьем, я пыталась разобраться в себе, пыталась уговорить саму себя смириться с уготованной мне судьбой, но от этого становилось только хуже. Так я и встретила свои двадцать лет. Оставался год на раздумья и свободную жизнь.
Однако очень скоро произошли события, полностью перевернувшие мою жизнь.
Все началось с того, что однажды вечером отец сообщил о важном своем решении.
– Я долго думал, дети мои, – немного смущаясь, сказал отец, – прежде чем решиться на такой шаг. Вам нужна заботливая мать, женщина, которая окружит вас лаской и вниманием, на что у меня нет ни сил, ни способностей. Десять лет я пытался справиться со всем один, но, боюсь, у меня не слишком хорошо это получалось. Так вот, дети. Я решил жениться.
– Мы больше не будем, – испуганно и отчаянно заявила за всех Дана. – Мы обещаем себя хорошо вести. Не надо жениться.
Отец продолжал, намеренно не замечая горестного вопля девочки:
– Ее зовут Катерина, вдова господина Макуйса. Она хорошая женщина. Спокойная, тихая, прекрасная хозяйка, отличная мать. И у нее есть сын Патрик, ровесник Селины. У вас будет заботливый старший брат. Вы полюбите их, вот увидите.
– Нет, отец, – опять встряла Дана, – нам и с тобой хорошо.
– Да, Дана! – внезапно резко оборвал ее отец. – Я так решил.
Увы, нам слишком хорошо был известен этот тон. Он говорил о том, что, коль отец принял решение, он его не изменит. Мы втихомолку поплакали и повозмущались в своих комнатах и принялись ожидать неминуемого.
Через две недели в наш дом въехала Катерина. Как феерическая красочная комета она притянула за собой целый хвост суеты, кутерьмы и суматохи. Непонятно, каким образом отец умудрился усмотреть в Катерине «спокойную, тихую женщину», но с этого момента покоя в доме мы не видали. О нет, она не была «злой мачехой». Она искренне пыталась нас любить и поэтому сразу же взялась за наше воспитание, горько сетуя об упущенных годах. Весь пыл нерастраченных сорока лет она выливала на нас, и больше всех доставалось, конечно же, младшим.
К счастью, она не была сведуща в шитье, чтобы вмешиваться в работу мастерской, и мы, понимая, что это ненадолго, сбегали туда, чтобы отдохнуть от ее нравоучений и поразмышлять в тишине. Однако зрелище, как горестно бедная Селина терзает ткань и искалывает собственные пальцы, приводило меня в полное уныние.