Оставалось только одно: любыми средствами добраться до хозяев
здешних земель. И доказать им свою незаменимость. Или… умереть!
Умирать не хотелось. Но и страха не было. Злость только! Очень
сильная злость и ярость!
И когда плётка надсмотрщика опустилась ему на голову и стала
подниматься для следующего удара, Виктор ударил сам. Со всей силы.
Ногой. Прямо в живот более крупного, чем он мужчины. Дыхание у того
сбилось, но несомненная выучка сказалась. Чуть ли не падая от
недостатка воздуха, он моментально выхватил меч. И стал вяло, с
трудом отмахиваться от наступающего на него раба. Отходя сильно
вправо. Чем и отвлёк взбунтовавшегося Виктора от своего товарища. А
тот очень тихо, но быстро подбежал сзади и обрушил на глупую голову
весьма внушительную дубинку. Виктор с рёвом повернулся, и даже
успел нанести сильный хук справа в челюсть нового противника. Но и
только. Опять-таки, по голове, получив ещё один удар сзади. Плоской
стороной меча.
А дальше его стали бить. Очень долго. Чем попало. В затуманенном
сознании только и проскользнуло: все прибежали! Данное воинское
подразделение по всей видимости сформировалось давно, и поэтому
каждый из них страшно возмутился дерзким поведением раба, его
попыткой нанести увечья их боевым побратимам. Скорей всего именно
это его и спасло: желающих попинать ногами стало так много, что они
мешали друг другу. И тратили силы и злость на то, что бы
подобраться к жертве. Надсмотрщиков разогнал по местам лишь грозный
окрик их командира, который по невероятной случайности оказался в
данный момент именно на этом участке полевых работ.
Истерзанное побоями тело, в назидание другим, оставили в
окровавленной пыли. И очнулся Виктор только вечером, когда его
швырнули на телегу с инструментами. Тогда-то он и зашевелился от
захлестнувшей волны боли. Чем весьма удивил всех. Но в барак его
всё-таки занесли и закрыли как всегда. Вполне справедливо не дав
лепёшку. Но её никто и не требовал. Соседи по бараку решили, что
Виктору осталось пару часов жизни. И даже воды ему не
принесли….
А утром пришла расплата! Нет, не для надсмотрщиков. А для тех,
кто за месяц так и не смог найти общий язык между себе подобных.
Тех, кто не желал хоть чем-то помочь своему ближнему. Для
рабов!
Ворота открыли на час позже. Но не надсмотрщики. Те скопом
стояли возле своей небольшой казармы, во главе со своим
насупившимся высокорослым офицером и выглядели безучастными
зрителями. Командовали построением рабов люди, укутанные в кожаные
доспехи. Они сильно выделялись весьма мощной статью, резким
гортанным выговором и непереносимым, даже для рабов кисло-затхлым
запахом. Да ещё и особенными шлёмами: островерхими и со свисающими
с них на спину, чуть ли не до пояса пышными султанами какой-то
травы.