А я умирала. Безумно болела голова, в
боку кололо, слезы застилали глаза.
– Не хочу так, как животное
подыхать…
Люди спокойно заходили в ворота,
улыбаясь, показывали пропуски. Все они были в сто раз выше меня по
уровню значимости. Они – свои, я – чужая. И неважно, что в этом
городе совсем нет света и воняет мертвечиной. Не хочу умереть от
дикой боли, глядя на эту отвратительную проволоку! Гигантским
усилием я перевернулась, заставив себя не смотреть в сторону
Краснокрестецка. Сразу стало легче. Я даже смогла позвонить Кеше и
кратко объяснить, в чем дело.
– Мама, помоги мне.
– Ты просто истеричка. Заканчивай эту
комедию. Вставай и готовь мужу ужин. А я-то думала, избавилась от
любимой доченьки – замуж выдала.
– Мама, пожалуйста, – от боли я снова
произнесла давно забытое слово, но Кеша отсоединилась.
– Вот сука, – выругалась я и решила
набрать номер Гоши, но вместо него позвонила Френду. Тот приехал
сразу, взял меня на руки и внес в такси. Всю дорогу мы молчали.
Меня сильно тошнило и говорить было тяжело.
Дома стало гораздо лучше. Я приняла
горячий душ и распаренная сидела на кухне. Френд налил мне коньяка
и, наконец, заговорил:
– Я знаю, каково это. У меня тоже
были постоянные панические атаки после Чеченской войны. Смешно. Я –
представитель «мертвого поколения», а ты – дитя девяностых. У меня
поехала крыша, потому что не давали жить они – покойники. До сих
пор стоят передо мной с окровавленными лицами. И я нашел себе
спасение в ЗАТО. Только за колючей проволокой они не приходят ко
мне. Забор их не пускает! А ты, наоборот, боишься Краснокрестецка!
Почему? Да это самое безопасное место на Земле.
– Ты веришь, что я не
притворяюсь?
– Такое сыграть невозможно. Если еще
раз станет плохо, пойдем к психиатру.
– Мы – антиподы. Ты боишься
окружающего мира и прячешься в ЗАТО, а я страдаю гипертрофированной
клаустрофобией.
Френд крепко обнял меня:
– Это все корректируется, Иней. Ты –
еще молода, твоя психика пластична. А я – нет, я уже – мертвец.
– Почему же? У тебя все еще бывают
приступы?
– Вот уже пятнадцать лет, как все
прошло. Но я болен, потому что не могу жить за пределами
Краснокрестецка. Ты не думай, я могу и два месяца путешествовать, и
полгода. Но знаешь, как-то неуютно становится… Будто сосет под
ложечкой. И кто-то дышит в шею. И я всегда возвращаюсь. Всегда!