Но долго грустить я не умела и вскоре
снова начинала смеяться. Нам с Машей казалось смешным абсолютно
все, наверное, поэтому мы производили впечатление глупеньких и
недалеких девушек. Нашим любимым занятием было разыгрывать
одноклубников. Некоторые принимали шутки близко к сердцу, и мы,
сами того не замечая, получали недоброжелателей.
Я продолжала подкладывать Грину
записки и подарки, всегда подписываясь «тайный друг». Он же
старательно делал вид, что ничего не замечает. Я не унывала, мне
нравился сам процесс написания записки. Обычно она была лаконичной:
«Привет, Гриндерс! Ты не замечаешь, что ребята сегодня какие-то
злые и напряженные. Что это с ними? Твой тайный друг», или
«Здравствуй, Грин! Тебе понравился новый щит Хадсона?»
Любимым моим развлечением было
смотреть на моего тренера, когда он этого не видел. Я наблюдала за
его ловкими движениями, пыталась заглянуть в серые глаза, а иногда
мечтала, как прижмусь к этой мужественной груди. Особенно мне
нравилось, когда Грин надевал кольчугу, тогда он становился в моих
глазах самым привлекательным мужчиной на свете. Но потом я с
грустью вспоминала свою неуклюжесть и только вздыхала, не решаясь
подойти к нему. Хотя Гриндерс был весельчаком и душой компании вне
клуба, на тренировках он не давал спуску никому. Он никогда не
ругал меня, только говорил:
– Эля, занимайся, посмотри на
девочек, каких они достигли успехов. Да хоть на Машу! Если не дана
тебе ловкость от природы, добирай свое упорством. Тренируйся в пять
раз больше остальных. Я вижу в тебе потенциал. Просто есть люди,
которым нужно больше времени. Ты же можешь, ты – сильная!
И это действовало на меня лучше
любого допинга. Я стискивала зубы и отрабатывала приемы до кровавых
кругов в глазах. И после такой выматывающей тренировки мне
становилось неуютно в клубе. От запаха стружек тошнило, девушки
казались зазнайками, а наших бравых парней я просто боялась. Мне
чудилось, что все смеются за спиной. Впрочем, бывали и счастливые
моменты, когда Гриневич хвалил меня, или когда я, забывая о своей
неуклюжести, с удовольствием играла в регби.
Впрочем, я так увлеклась описанием
клубной жизни, что совсем забыла о приближающейся игре. Мы с
воодушевлением готовились к ней, и я снова обрела свою природную
жизнерадостность. Я бегала по клубу, всех тормошила и многим
мешала, но мне улыбались, как улыбаются расшалившемуся ребенку.
Теперь я каждую тренировку ждала с нетерпением. У меня даже что-то
начало получаться в фехтовании. Да и тело укрепилось, утратив
подростковую округлость.