От злости я покраснела. Видит меня
впервые, а уже командовать начал. Дреды не угодили…
– Извините, но я создана для того,
чтобы держать в руках меч, а не иглу.
– Что ж, нам не о чем больше
разговаривать. Но помни, реконструкция ждет тебя.
Неожиданно мне стало горько и обидно.
Я поняла, что сильнее всего на свете хочу заниматься боевыми
искусствами. Просто доказать себе, что могу. Что я – нечто большее,
чем хорошенькая девочка с дредами и флейтой.
И я заплакала в голос, скуля, как
раненый зверь. И побежала по гулким коридорам «Эскалибура». Надо
сказать, что клуб находился в подвале старинного дома начала XIX
века, что как нельзя лучше подходит для подобного объединения. Но
об архитектуре нашего города расскажу в другой раз, а пока я
бежала, на ходу утирая слезы. Вдруг меня окликнули:
– Эля, подожди… Эля, не плачь. Ты же
сильная девочка. И я помогу тебе.
Эти слова я уже от кого-то слышала, и
почему меня все считают сильной, если я слабая и ранимая?
– Не плачь, – продолжал Тор, – хочешь
боя, будет тебе бой, но не на мечах. Как ты смотришь на то, чтобы
заняться рукопашкой?
Мои слезы сразу высохли:
– Спрашиваешь… А где?
– В клубе «Радомир». Что ты знаешь о
славяно-горицкой борьбе?
– Что это?
– Ладно. Система Кадочникова?
Я растерянно улыбнулась и пожала
плечами.
– Свиля? Радогора? Перун-дан? Хоть
что-то тебе знакомо?
– Ты вообще по-русски говоришь?
– Более чем. На старославянском.
Тяжелый случай, – вздохнул эскалибурец. – Может, все-таки подумаешь
о нашем клубе?
– Идти в кружок кройки и шитья?
Всегда мечтала о таком счастье.
– Глупая, – Тор дернулся, как от
удара, – ты создана для реконструкции.
Но через несколько минут он уже
улыбался.
– Ладно, не обижайся. Я же хочу тебе только добра. Приходи в
«Радомир» в среду. Он находится в спортзале школы имени Трех Первых
Поселенцев. Остановка «Улица Подгорная». Форму не забудь. И не
вздумай рыдать, когда тебе поставят синяк.
23
Мой новый клуб был совсем не похож на
«Бастион» или «Эскалибур» – сундуки, щиты, знамя в углу, непонятные
люди в доспехах. Обычный спортзал в заурядной школе. Да и ребята не
походили на серьезных бастионовцев или пафосных эскалибурцев –
спортивные, грубоватые и веселые. Даже слишком веселые – они
постоянно травили бородатые анекдоты.
Лишь один улыбался как-то неуверенно
– мужчина лет тридцати, одетый в белую вышиванку. Он показался мне
совсем некрасивым: худой, небритый, со злыми глазами и изможденным
лицом. И все же я обрадовалась, когда узнала, что Бранимир будет
моим тренером. Тот смотрел на меня с нескрываемым интересом и даже
каким-то радостным удивлением. А потом подошел и прямо спросил, где
мог видеть мое лицо. Я пожала плечами, не решаясь признаться, что,
скорее всего, в телевизоре, когда журналисты и ученые мучили меня
экспериментами со светлыми зонами.