– А смысл? Ну, вернёшься ты к клану
богатым и счастливым…
Альгард посмотрел на меня с ещё
большим ужасом, чем на отрубленные конечности:
– Ничего ты вопросики ставишь! Ты бы
ещё спросил, в чём смысл жизни!
И он несколько раз сердито пискнул
горлом.
– Опять материшься? – нахмурился я. –
Мат ведь блокирует Сценарий.
– Причём тут сценарий! – не понял
меня напарник (я себя чуть второй раз не выдал). – Я проверить
хотел: может, на этом уровне можно хоть пару слов от души сказать.
Ан нет, видать, по всему «Омнеотрону» мат запрещён. Дураки админы:
такой запрет кучу народу отпугнёт от игры. – Альгард по привычке
вжал голову в плечи и огляделся в поисках сердитого Гора.
Мы замолчали и продолжили бесцельное
наблюдение за сложной производственной цепочкой. Из цистерны с
эрфой, словно щупальца, торчали прозрачные гибкие трубы, соединяя
ёмкость с некоторыми агрегатами. Время от времени к рычагам и
рукоятям устройства тянулась рука, дёргала или нажимала, и в
агрегат начинала течь по трубам синяя светящаяся эрфа. Устройство
тут же реагировало радостным гудением, подвижные его части ходили
ходуном, широкий раструб внизу, подозрительно напоминающий ягодицы,
издавал неприятный звук, и тут же в подставленные ящики горохом
сыпались небольшие бруски размером с ладонь.
– Стойкость пошла… – комментировал
рот станка.
– Эй, там, принимай скрытность! –
командовал другой.
– Сколько нужно гибкости изготовить?
Пять килоединиц? Эх, не успеваем!
– Закончил? Переключайся на
выносливость. Хватит уже зоркость штамповать.
– Я прыгучестью занимаюсь.
Ближе к нам стояли станки более
сложного вида. Они работали дольше, гудели сильнее, и в них
поступало больше эрфы. Реплики, выдаваемые их ртами, звучали
несколько по-другому:
– Я сделал норму по везению.
Отправляй на склад.
– Закончил со счастьем?
– Любвеобильности нужно полторы
килоединицы. Приступаю…
– Как насчёт живучести?
А практически под нами находились ещё
более сложные агрегаты, ощетинившиеся несколькими десятками рук
каждый. К станкам поступала не только эрфа, но и подбегали
самоходные тележки с брусками-пропами. Именно подбегали: внизу
каждой тележки можно было разглядеть синюшные ноги, которые
развивали по цеху довольно приличную скорость. Маленькие тележки
имели по четыре ноги (я их назвал про себя лошадками), средние – по
шесть (тараканы), а большие – по восемь конечностей (пауки). И ещё
к станкам тянулась, постепенно разветвляясь, толстая труба,
соединяя свои ветки с цистерной, где тяжело плескался глут. Вязкая
субстанция подавалась на эти станки насосом. Я понял, что на этом
участке цеха создавали сложные пропы, о которых рассказывал Альгард
ещё в Отстойнике.