— Да что случилось-то? — подала голос Мария.
— Ведьмы опять затеяли волшбу в Москве, — нехотя пояснил Горыня.
— Да не вышло у них. Все там и остались.
— А ты?..
— Да просто мимо проходил. — Горыня успокаивающе улыбнулся
сестре. — Знаешь же, по таким делам главный — князь Васильчиков со
своими головорезами.
Карету качнуло, и проехав буквально десяток метров, она снова
встала.
— Я вот чего понять не могу. — Маша ласково улыбнулась, но голос
у неё просто сочился ядом. — Как можно быть таким отважным воином,
отлично разбираться в поэзии и музыке, и быть таким отчаянным
вруном?
— А ты хочешь, чтобы я направо и налево рассказывал о том, что
составляет государственную тайну? — Горыня усмехнулся. — Ты вон
батюшку расспроси, как он в Польском королевстве заработал знак
Ярого в серебре с пушками.
— Горыня! — Григорий Николаевич даже руками развёл от такой
подставы. — Негоже молодым девицам знать такое. А вот ты лучше
расскажи нам, как в гостях у Гагариных блистал. Вот уж то история
так история. — Он довольно рассмеялся. — Представь себе, Машенька,
что Горыня устроил у Гагариных настоящий концерт, совершенно
покорив всех присутствующих, а княгиня, Всемила свет Игоревна, так
расчувствовалась, что прилюдно расцеловала его, и тут же объявила,
что двери дома Гагариных всякий час открыты для Стародубских и в
любой день.
— Да, для Всемилы такое совсем не свойственно. — Маша, уже давно
была в курсе всех светских сплетен, что было одной из частей
подготовки к выходу в общество, и о грозной ведунье была много
наслышана. — Что же ты такое ей спел?
— Гагарины — семья военная. — Горыня посмотрел невидящим
взглядом за оконце кареты, вспоминая тот вечер. — Даже Всемила
Игоревна десять лет в войсковых волхвах отходила, за что и звание
подполковника имеет вполне заслужено, да и знаков воинской доблести
немало. А уж старый князь, так тот с самим Кутузовым Берлин брал.
Ну, я и спел… — Он вздохнул. — Я как стихи прочитаю, ладно?
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей
Они до сей поры с времён тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса[2].
— Она потеряла двоих братьев в битве за Москву, — глухо произнёс
Григорий Николаевич. — Слав умер у неё на руках, и даже её огромная
сила не смогла спасти раненого. А Драгомир Вячеславович схоронил
там отца. Так и познакомились, когда тела похоронным обозом в
Москву отправляли.