О Ромке нечего и думать. Тот ещё балагур, но, правда, «строго во
внерабочее время». Александр Александрович усмехнулся.
Он перевёл взгляд на Истукана. Такое прозвище в кругах бывалых
космопроходцев носил Тимофей Тимофеевич Буров. В тех же кругах
ходили жутковатые байки о происшествиях с ребятами, насмелившимися
назвать его Истуканом в глаза – по глупости ли, по смелости ли,
неважно. Поговаривали, он очень, очень не любил это прозвище. В
остальном – золотой специалист.
Майкл Бёрд. Молча пышущий позитивом американец. Видимо, плод
восстановления межнационального диалога. Больше о нём расскажет
Ординатор, так как сам он только и делал, что улыбался своей
американской улыбкой да разглядывал всё вокруг, будто пришёл в
интерактивный театр где-нибудь в старушке Вене.
Леонид Львович. Или Лев Леонидович… В общем – теолог, ректор
какой-то там академии и главное «зачем?» к Корстневу по
возвращении. Озирался не хуже Бёрда, правда, без идиотской
улыбки.
Последним в отсеке появился неуловимый Павлов. Тот самый, что
умудрился активно помогать при пробуждении, но так и остался
неувиденным и незамеченным.
– Командир! Порядок.
Саныч кивнул в ответ и взглядом указал ему сесть.
Павлов был якутом. Невысоким, достаточно щуплым, с большой
головой и живой мимикой смуглого лица. Разговаривая с такого типа
людьми, ежеминутно кажется, что они вот-вот скажут что-то смешное…
Александр Александрович поручал ему проверить всё ли в порядке у
Милош.
Н-да… Милош Милослава. Вот и закончилась стремительная карьера
знаменитой Старстрим… Так, кажется, её называли? Звёздный поток?..
Что ж, даже слегка непритязательное прозвище для единственного-то в
мире межпланетного журналиста.
– Итак! – командир собрал внимание команды в пучок. – В
результате разведки возникли… непредвиденные обстоятельства. Внутри
челнока следы постороннего присутствия. Рома. После всего этого, –
глядя на Нечаева, Саныч обвёл рукой собравшихся за столом, –
организуй безопасную ревизию арсенала. Всё первонеобходимое – на
хранение в пустой склад. Шлюз заблокировать. Чтоб изнутри его было
не открыть. Соображения?
Он полагал, что ответит Буров, но тот, уставившись в стол перед
собой, только отрешённо молчал.
– Себя же замуруем, – прервал паузу Роман.
– В любом случае, другого выхода я пока не вижу… Тимофей
Тимофеевич?